Мне нужна лошадь, ведь в предстоящем путешествии без нее не обойтись. Безусловно, если не появится желание преодолеть весь путь пешком. Или в одной из телег, которые непременно должны присутствовать. С запасом продовольствия и множеством других вещей, которые могут понадобиться в дороге. Но желание вышагивать дни напролет не появится точно. Так вот, прежде всего, моя лошадь должна быть выносливой. Пусть даже в ущерб всему остальному: красивой масти, престижной породе, скорости галопа и так далее. Разве что она не должна быть низкорослой.

Как, например, осел. Который, кстати, вполне может послужить примером той самой выносливости. Иначе возникнут определенные сложности. Рост у меня отнюдь не великанский, но когда колени находятся едва не на уровне лица, ничего хорошего в этом нет. Как и в случае, если стремена опущены так низко, что шпоры то и дело будут высекать искры из булыжника Версайского тракта, который и ведет из столицы в Клаундстон.

Представив себя верхом на осле, я невольно заулыбался. И зря. Поскольку один человек из идущей навстречу четверки дворян принял улыбку на свой счет. Провинциала в нем было видно издалека. Покрой одежды, нелепое сочетание цветов, а самое главное – его поведение. Еще один приехал покорять столицу. Ну что ж, в добрый путь!

Вот только не надо принимать каждую мелочь как оскорбление, иначе мама в самом скором времени получит письмо о трагической кончине сына, который умер в госпитале Дома Милосердия от лихорадки, вызванной раной от шпаги.

Хвала Пятиликому, меня вовремя признали. Иначе еще слово, взгляд, жест… и мне пришлось бы стать заложником своего положения. Как следствие – дуэль. Думаю, предупреждения в виде укола в плечо ему хватило бы. Но кто может утверждать наверняка, что ему удастся избежать той самой лихорадки, после которой рана воспалится, из нее начнет выделяться гадостного цвета гной сладковатого запаха, после чего мама этого господина и получит трагическое письмо? А если он у нее единственный? Непутевый, заносчивый, желающий всего и сразу, чего не бывает, но один?

Его отдернули в сторону, постарались закрыть рот, после чего едва ли не поволокли, подхватив под руки. Разумно. Не случилось между нами ничего такого, что обязательно должно закончиться звоном стали. Хотя и признаюсь – виноват я, задумавшись и совершенно позабыв, какое впечатление на людей производит моя улыбка. Трое из них уходили, и лишь тот, чье лицо показалось мне знакомым, задержался. Именно его я и поблагодарил, прикоснувшись кончиками пальцев к тулье шляпы. Он пожал плечами, показав мимикой: рад, мол, что вы не стали искать продолжения. И мы разошлись.

Так вот, мне нужна выносливая лошадь. В этом случае обойдусь и без заводной. Что позволит немало сэкономить финансы. Седло и остальная сбруя имеется, что тоже позволит обойтись без лишних расходов. И момент для приобретения лошади самый удачный, ведь с сегодняшнего дня начинаются праздники, которые продлятся целых пять дней. По числу Домов Пятиликого. Когда в столицу съедутся все, кто только сможет. Еще бы: народные гуляния, карусели, балаганы, цирки шапито, а самое главное – ярмарки. Хороший шанс приобрести коня по удачной цене, и надеюсь, мне повезет. Слишком долго рядом со мной ее не было, самой ослепительной из всех красавиц на свете – удачи.

«Плохо, что все имеет и обратную сторону, – философски рассуждал я, преодолевая очередную лужу. В левом сапоге давно хлюпало, и волей-неволей придется купить новые, что тоже предвещало расходы. – Репутация позволила избежать ненужной дуэли, которая нужна мне как телеге пятое колесо. Но она же и не даст торговаться. Ибо, согласно ей, мне подобает сделать так… Зайти в обувную лавку, оглядеть всех покровительственным взглядом: живите, мол, убивать никого не стану. Взять понравившуюся пару, убедиться, что она по ноге, узнать цену, и тут же оплатить покупку, накинув щедрые чаевые. Беда в том, что скидки в зависимости от уровня моей репутации никто мне не даст, а не помешало бы».

Снег сошел еще месяц назад, но с тех пор зачастили дожди, и потому на брусчатой набережной хватало луж. Некоторые из них мне удавалось удачно избегать. Другие приходилось пересекать, и потому успевшая согреться в сапоге вода сменялась воистину ледяной, что настроения не улучшало нисколько. Будь набережная пустынной, меня бы не затруднило между лужами лавировать. Но, несмотря на довольно ранний час, хватало и прохожих, и всадников, и карет. Так что приходилось делать вид, что сапоги мои находятся в добром здравии. И дело даже не в репутации – смешно и нелепо выглядит человек со шпагой, с таким выражением лица, как у меня, но который то и дело совершает прыжки через лужи. Или идет зигзагом.

«Нет, определенно стоит уехать отсюда на год, – размышлял я. – За это время в столице обязательно появятся новые герои. А там, глядишь, мне удастся избавиться от того, чтобы доказывать – самый героистый из них это я. И тогда получится зажить нормальной жизнью. Без того, что давно уже перестало горячить кровь и вызывать волнение: махать шпагой по каждому пустяку».

Набережная вскоре должна была закончиться. Дальше мне следовало повернуть, и подъем, который там начинался, наконец-то избавит от луж. Он находится сразу же после Дома Благочестия, и про себя я его иначе как Дом Прелюбодеяния не называл. Из-за своеобразной архитектуры, где каждый храм Дома увенчивали два одинаковых купола, и они вызывали у меня ассоциацию с женской грудью. Особенно в связи с тем, что на самой верхней точке куполов имелась крошечная крытая башенка.

Бешено мчавшаяся карета, разбрызгивающая грязную воду далеко в стороны, появилась из-за Дома, чьими куполами я время от времени любовался. Запряженная четверкой лошадей, она неслась во весь опор. Открытая, что ясно указывало, карета не фельдъегерская, везущая что-то срочное. То, что должны узнать как можно быстрей. Мор, война, землетрясение с множеством жертв или, что нисколько не лучше, – очередной бунт, а они в последнее время зачастили. Несомненно, возвращалась загулявшая компания из семи-восьми человек, которая решила кого-то почтить внезапным визитом. Мне ли об этом не знать! Когда и сам я, бывало, подставляя лицо свежему ветру, в надежде, что он сметет с меня хмель, мчался среди таких же гуляк. И так же радостно кричал, считая, что ради этого и стоит жить. Чтобы вскоре ввалиться к кому-нибудь в дом, оглашая его криками, поднять заспанного хозяина и продолжать веселиться теперь уже вместе с ним.

Времени вполне бы хватило, чтобы отойти подальше в сторону и не быть забрызганным грязной водой с головы до ног. Но как будто что-то подтолкнуло меня в спину.

И я, сделав несколько шагов вперед, скрестил руки на груди, задрав голову так, как будто любуюсь небом. А оно действительно того заслуживало. Яркое, голубое, еще не выгоревшее от летнего зноя, оно радовало своей чистотой, позабытой за последнее время, когда вечно было закрыто сизо-черными дождевыми тучами.

Стоял и думал: «Может произойти совсем дурацкая ситуация – меня не признают. Или признают, но не успеют взять в сторону. И тогда я буду мокрым и грязным настолько, что поневоле придется вернуться. И ведь предъявить претензии никому не получится, поскольку намеренно на них не смотрю и потому не смогу узнать никого. И что может быть глупее, как попытаться позже выяснить, кто это, поднимая за собой целые фонтаны воды, промчался по набережной Брикберса и окатил меня с ног до головы. А вообще, получишь заслуженно, Даниэль, – усмехнулся я. – Говорят, в Доме Милосердия именно так от гордыни и излечивают – в купелях с ледяной водой».