– А ты? – не понял Борик.

– А мы с господином беспредельщиком немного прокатимся. У нас еще дела есть общие. Все, катись, дядька.

Слава смотрел на Анри непонимающе. Не привык к тому, что кто-то за него строит планы. А тут их не только строили, тут за него принимали решения. Причем быстро, не задумываясь. И тут же приводили в исполнение.

Борик молча кивнул, постоял секунду возле двери, будто ждал чего-то, и вышел. Анри проводил бритоголового взглядом, поднялся с кресла. На Вячеслава теперь смотрел как-то по иному. В глазах блестели задорные искорки.

– Поедем на моем джипе. Хорошая машинка. Не хуже твоей «народной телеги».

Слава смотрел на оживившегося сутенера с сомнением. Перемены в поведении и настроении Анри озадачивали. Хотя… поведение вроде в духе француза. На этой мысли Слава споткнулся. С чего это назвал сутенера французом? Какой из него француз? За этими размышлениями не заметил, как ляпнул вслух:

– А чего это ты со мной собрался ехать? Столько сил и времени на одну проститутку… не много ли? Овчинка выделки не стоит.

– А ты подумай, – предложил Анри. – Если я спущу ей это с рук, то все остальные будут думать, что от меня можно уходить когда вздумается. И что останется от бизнеса? Ничего. А я при Григорянце только за счет этих шлюшек и живу.

– Ну так вернулся бы и распустил слух, что грохнул девку, – пожал плечами Слава.

– Как у тебя все просто, беспредельщик, – усмехнулся сутенер. – Нет, дядька, я девок страхом не удерживаю. Я их удерживаю силой.

– Страхом перед силой, – тихо поправил Вячеслав.

– А ты шутник, дядька, – прищурился Анри. – Шутник – беспредельщик. Хы! Это почти как картограф-сюрреалист. Поехали.

Хозяин проснулся в холодном поту. Его знобило, хоть ночь была жаркой и душной. Прислушался. За окном жил своей ночной жизнью сад: что-то трещало, стрекотало, гукало. Мелькнула крупная странная тень. От этой странности возникло какое-то детское необоснованное беспокойство моментально переросшее в страх. А за страхом пришла паника.

– Мамед! – крикнул страшно, дико, словно смерть схватила его за лодыжку и смотрела снизу вверх глаза в глаза. – Мамед!!!

Араб появился практически сразу. Черным силуэтом застыл в дверях. Черный человек. Черный!!! ЧЕРНЫЙ!!! Кругом одни черные люди. Мир накрыла тьма. И в этом и его вина тоже. Его вина. Хозяин неимоверным усилием задавил приступ паники.

– Включи свет, Мамед. Включи свет.

Араб щелкнул выключателем. Комнату залило ярким светом. Хозяин сощурился, но почти мгновенно распахнул глаза.

– Что-то еще?

Он посмотрел на араба. Тот стоял возле двери и не выглядел теперь черным. Смуглым разве что. А вот черноты души и силуэта, черноты, которая жила во всем мире и только и ждала того, чтобы ей дали возможность сгуститься, не было. Араб выглядел совсем безобидно. Лицо заспанное, на щеке отпечаталась складкой наволочки подушка.

– Еще света, – хозяин сам поразился тому как прозвучал его голос. Хриплый, слабый, сейчас он больше походил на простуженное карканье больной, охрипшей вороны. – Пусть будет светло во всем доме.

Араб поклонился и повернулся к двери.

– Мамед, – остановил его хозяин. – И вернись потом сюда. Принеси мой любимый канделябр. Я хочу, чтобы горели свечи.

– Стой!

Эл нажала на педаль тормоза, и «фольксваген», резко дернувшись, замер на месте. Не ожидавшая этого автоматчица чуть не ткнулась головой в лобовое стекло.

– Можно было и помягче тормозить, – заметила с неудовольствием. – Вылезай, приехали.

Эл послушно вылезла из машины. Подземный гараж, в котором они оказались, был на удивление чист. Здесь не было привычного запустения, грязи и беспорядка. Все подчинялось логике и принципам неведомого хозяина. Причем хозяина педантичного.

– Где мы? – поинтересовалась Эл.

– Не твое дело, – резко отрубила автоматчица. – Пошли.

Эл вяло поплелась вперед. Задавать вопросы расхотелось. Однако напряженное молчание продолжалось недолго. Только до той поры, покуда они не оказались в лифте. Лифт не только работал, что по теперешним временам уже было редкостью, он был чист и аккуратен. Горели все лампы, стены украшали чистые, незамутненные, отдраенные до блеска зеркала.

Все это было настолько удивительно, что Эл не смогла сдержать восторженного вскрика. Автоматчица гордо напыжилась.

– Нравится?

Эл молча закивала часто-часто.

– Вот что делает мораль общества, – гордо сообщила та. – Если жить среди урок, по законам джунглей, то и окажешься в джунглях. А если жить по законам правового государства, то получишь то, что сейчас наблюдаешь. Чистота в государстве, чистота в головах, чистота в отношениях.

– Особенно чистота в головах хорошо звучит, – не удержалась от подначки Эл.

– Я не то хотела сказать, – снова насупилась дама с автоматом.

Лифт мягко остановился. Дзынькнуло, распахнулись двери. Готовая уже, казалось, ко всему, Эл замерла с раскрытым ртом. Огромная зала с разбегающимися в разные стороны коридорами выглядела так, словно не было семнадцати лет разрухи и беспредела. Более того, на мгновение Эл показалось то, что помнила по детству – безнадежно устарело за эти семнадцать лет. И в этом здании не то что не было развала, наоборот все развивалась согласно течению времени.

– Чего встала? – довольно грубо гаркнула в ухо ее сопровождающая. – Пошли. Приехали. Вываливайся.

На дворе темь стояла, хоть глаз выколи. Слава ступал осторожно. Анри, напротив, усвистал вперед бойко и уверенно, словно шел ночью от спальни до сортира по дому, в котором прожил лет двадцать. Впрочем, судя по грохоту и матюгам, что донеслись спереди, самоуверенность сутенера себя не оправдала.

Когда Слава нагнал спутника, тот морщась потирал ушибленную ногу.

– Чертова дура, – пожаловался он. – Понаставила всякой хрени на дороге.

– Ты про хозяйку? А где она, кстати? – вспомнил Слава.

– В сарае. Борик ее развязал, но обещал пристрелить, если высунется до утра.

– Связана? – не понял Слава. – За что?

– Шлюха потому что.

Анри распахнул дверцу джипа, жестом пригласил сесть. Слава плюхнулся на переднее сиденье. Сутенер зло хлопнул дверцей и, недовольный, уселся за руль. Настроение у него резко ухудшилось при мысли о том, что кому-то что-то придется объяснять. Вячеслава это позабавило, но демонстрировать это он не спешил, хотя от шпильки все же не удержался.

– И ты называешь меня беспредельщиком? А эти выражения: «шлюха». Фи! Да и связать бедную женщину…