Вопрос: Есть люди, которые не берут обеты, но ведут себя в соответствии с ними, и те, кто принимают обеты и выполняют их. Есть ли здесь различие?

Ответ: Различие состоит в силе добродетели и заслуги, накопленных тем, кто соблюдает дисциплину вне обетов, и тем, кто действительно принял формальное посвящение. Последний сделал это на основе сознательного намерения и в присутствии своего Учителя и Трех драгоценностей. Это придает силу ситуации и очень полезно. Мы различаем естественные и намеренные добродетели, связанные с сознательной практикой определенного поведения. Добродетель не имеющего посвящения и того, кто его имеет (притом что оба ведут правильный образ жизни), является более или менее одинаковой. Различия очевидны в степени силы и настоящей устойчивости практики, а также в способности ее выполнять.

Вопрос: Как мы можем сделать наше поведение более упорядоченным?

Ответ: Взгляните на собственную ситуацию. Если вы монах или монахиня, то правила поведения для вас четко определены. Обычному человеку необходимо оценить ситуацию. Исследуйте свой образ жизни. Поняв, что определенные действия (например, убийство) являются отрицательными, вы больше не захотите их совершать. Вы сами себе свидетель. Отказ от вредных действий – убийства или воровства, приносит очень много пользы. Чувствуя, что не сможете соблюдать безбрачие, по крайней мере, храните верность в отношениях, не предавайте и не причиняйте вред другому человеку. Здесь вы сами принимаете решение и оказываетесь свидетелем перед самим собой. У того же, кто принял формальное посвящение, есть наилучшие свидетели – Три драгоценности и Лама. Благодаря этому любой добродетельный поступок обретает еще большую силу.

Вопрос: Принимая обет, я очень волнуюсь. Я боюсь, что нарушу его, и присутствие свидетелей еще больше лишает меня покоя.

Ответ: В таком волнении нет ничего плохого. Оно говорит о понимании значительности обязательств, которые вы берете на себя в присутствии важного свидетеля. Это привносит в ситуацию силу и ощущение реальности. Вы можете испытывать страх, но это не плохо, так как означает, что вы очень ясно понимаете суть происходящего. По крайней мере, у вас есть представление о значимости принимаемого обязательства. Мысль, что в настоящее время принятие формальных обязательств принесет вред, не означает, что ваши личные обязательства недостаточно хороши. Человеческое рождение является следствием дисциплины, а дисциплина – это не только монашеские обеты. Дисциплина – это решимость и последовательность в определенном образе жизни (обеты, принятые нами самими или в рамках формального посвящения), когда мы совершаем одни действия и избегаем других. Возможно, для вас будет лучше не давать тех обязательств, которые вызывают беспокойство. Взят ли обет в рамках формального посвящения или нет, он не перестает быть действенным, и ваше личное обязательство соблюдать обеты, например не убивать, не лгать и не воровать, важно и очень полезно.

Вопрос: Я испытываю большие трудности в отношении дисциплины и упорядоченного образа жизни. Меня пугают методы, которые вы описываете, так как я знаю, что они противоречат моей собственной природе. С другой стороны, я чувствую свою искреннюю открытость к поучениям. Как остаться открытым к поучениям, если неприязнь к идее дисциплины сохраняется?

Ответ: В этом и состоит цель Четырех размышлений, которые обращают ум к практике Дхармы: они автоматически взращивают в нас готовность принять обязательства. Вместо того чтобы пытаться навязать их себе, вы просто медитируете и принятие обязательств становится единственно возможным выбором. Только доверие и усердие в добродетели могут быть подлинной основой нашего поведения. После того как мы четко уяснили это, обязательства развиваются сами собой. Вот одна из историй, которая проиллюстрирует мою мысль.

Во времена Будды Шакьямуни жил молодой человек, который был одним из двоюродных братьев Будды. Его звали Чунгаво (тиб. gсung dga’ bo). Чунгаво был женат на очень красивой женщине. Они были необыкновенно счастливы вместе, но испытывали слишком большую взаимную привязанность. Оба просто не могли друг без друга: были вместе везде, куда бы ни шли, и всегда, что бы ни делали. Однажды Будда понял, что брат готов начать обучение. По своему обыкновению, держа в руках чашу, он вышел просить подаяния и встал на дороге перед воротами дома своего родственника, ожидая принять все, что бы ему ни поднесли.

Чунгаво обладал большим доверием и, завидев Будду, сказал своей жене, несмотря на свою крайнюю привязанность к ней: «Я должен пойти и сделать подношение Будде».

Когда он уже был на пороге, жена обняла его и произнесла: «Куда ты идешь? Не покидай меня». На что он ответил: «Нет, я просто дойду до конца дороги. Там стоит Будда. Я собираюсь поднести ему пищу. Скоро вернусь». Она неохотно согласилась, после чего взяла подол своего платья и, смочив его слюной, сказала: «Я хочу, чтобы ты вернулся до того, как он высохнет».

Чунгаво ответил утвердительно и ушел совершать подношение. Будда возвратил наполненную им чашу, сказав: «Держи, неси ее», и медленно пошел прочь. Какое-то время Чунгаво колебался; он хотел поскорее вернуться к жене, но не мог пренебречь указанием Будды, и последовал за ним. Будда вел его по дороге, ведущей в лес, туда, где был его приют – небольшая хижина с алтарем. Всю дорогу Чунгаво не мог думать ни о чем, кроме своей жены, хотя понимал, что он обязан нести чашу Будды и, по крайней мере, вернуть ее прежде, чем поспешит обратно домой.

Когда они пришли в хижину, Будда сказал: «Поставь чашу здесь. Я ненадолго отлучусь, а ты оставайся здесь в мое отсутствие и немного подмети пол. Тут пыльно. Вот тебе метла». Чунгаво оказался в затруднительном положении. Прошло уже очень много времени, ночь неумолимо приближалась, и у него было только одно желание – вернуться к своей жене. Чувствуя обязательство перед Буддой, он начал подметать так быстро, как только мог, чтобы убрать всю грязь за порог хижины и поспешить обратно к своей жене. Но чем больше он подметал, тем вокруг становилось грязнее. Как только он думал, что уборка закончена, сору и пыли на полу становилось больше прежнего. Так происходило несколько раз и в конце концов он отчаялся, бросил метлу и вышел из хижины.

От нее до деревни вели две дорожки: главный широкий путь, по которому Чунгаво пришел вместе с Буддой и заросший, извилистый запасной путь вниз по склону. Молодой муж подумал: «Пойду по запасному пути. Я ни с кем не встречусь и доберусь домой так быстро, насколько это возможно». Но когда он начал спускаться, то увидел Будду, приближавшегося к нему навстречу. Чунгаво подумал: «Я не могу позволить увидеть меня здесь», и быстро спрятался под ближайшим кустом. Его ветки спускались вдоль обочины дороги, образуя небольшое углубление. Туда Чунгаво заполз в надежде скрыться от взора Будды, Как только тот приблизился, ветки неожиданно поднялись и выдали Чунгаво, который, согнувшись, сидел на земле. Будда спросил: «Что ты делаешь? Пойдем со мной». Он повел его вверх по склону холма, и Чунгаво понял, что его уводят в хижину подальше от жены.

Так продолжалось много дней, Будда находил все новые способы не дать родственнику вернуться домой. В конце концов наступил момент, когда Чунгаво настоял на своем возвращении. Тогда Будда промолвил: «Что ж, хорошо, но прежде чем ты уйдешь, позволь мне показать тебе кое-что. Держись за мои одежды». Чунгаво ничего не оставалось, как схватиться за одежды Будды. Они полетели по воздуху и оказались на вершине высокой горы, где во всех направлениях взору Чунгаво открывался величественный вид.