— Что же тогда происходит, по-вашему?

Полицмейстер ответил трезвым голосом, словно и не пил весь вечер:

— Обычные цепные убийства[19]. Которые совершает маньяк-одиночка. У меня в городе изувер, которому доставляет удовольствие отрезать людям головы и разгуливать с ними по улицам. И еще легкое наружу вытаскивать. Давайте его поймаем, а?

— Давайте, — поддержал предложение статский советник. — Но точно ли, что его жертвы — одни китайцы? Не было ли похожих случаев с русскими?

— Не было, я тоже этим интересовался. Только часовые солдаты, когда грабились денежные ящики.

— Значит, у этого маньяка есть идея фикс. У каждого из них имеется какой-то пункт, где он подвинулся умом. С виду человек как человек, поэтому маньяка так трудно ловить — не отличишь от нас с вами. Надо идею фикс вычислить, и тогда сможем установить круг подозреваемых.

— Согласен с вами, Алексей Николаевич, — бодро заявил Лединг. — Я сейчас вызову сюда начальника сыскного отделения Мартынова, и он доложит, как идет дознание по многочисленным убийствам китайцев. Мы не сидим сложа руки. Ищем, землю роем. Силами вверенной мне полиции.

— Может, лучше завтра? — спросил коллежский асессор, кивая на заставленный бутылками стол.

— А мы заслушаем его в кабинете. Не сюда же звать? Он всего-навсего коллежский регистратор. Хотя человек опытный: служил прежде в петербургской охранке.

Через четверть часа в соседней комнате питерцам представился мужчина заурядной наружности, усатый, угловатый и слегка затурканный:

— Начальник сыскного отделения Владивостокской городской полиции Мартынов.

— И как вас по имени-отчеству? — доброжелательно протянул ему руку статский советник.

— Сергей Исаевич, ваше высокородие!

— А меня звать Алексей Николаевич. Моего помощника, коллежского асессора Азвестопуло, — Сергей Манолович. Давайте дальше без чинов, нам вместе убийц ловить.

— Слушаюсь.

— Мартынов, расскажи гостям, что проделано твоими людьми, — приказал полицмейстер, не предлагая докладчику сесть. Лыков тотчас же вмешался. Он усадил местного сыщика на стул, вынул перо и блокнот, после чего мягко сказал:

— Начинайте. Вот сразу к вам вопрос: режут китайцев и ломают полковые кассы одни и те же люди?

— Трудно такое допустить, ваше высокородие.

Алексей Николаевич понял, что при начальстве Мартынов будет его титуловать, и не стал настаивать:

— Почему вы так думаете? Здесь ключевой момент дознания. Нас с Сергеем Маноловичем прислали сюда раскрыть оба этих дела.

— Поясню. Кончает желтых маньяк, и он сам по себе, одиночка, без сообщников. Судя по следам. Кроме того, в одном случае его видели, правда, издалека, примет составить не удалось…

— Это интересно!

— Разрешите, ваше высокородие, я вернусь к этому позже, а пока отвечу на ваш вопрос.

— Да, продолжайте, пожалуйста.

Мартынов подобрался:

— Одиночка, я уверен. А кассы ломает целая банда, не меньше трех человек. И там серьезные фартовые, не мелкая шушера. Объединяет оба преступления только жестокость, с какой они льют кровь…

— И еще общий характер ранений, — напомнил Азвестопуло.

— Вы про вытянутое наружу легкое? Отвечу и на это. Не могу себе представить, чтобы в серьезной шайке атаман дозволял кому-то баловство. Так злить полицию! Зачем фанфаронить? Глупо и непрофессионально, если хотите.

— Но почему же тогда…

— И там и там легкое у жертвы тащат наружу? А чтобы сбить нас с толку. Направить на ложный след. Так думаю.

Тут в разговор вступил полицмейстер:

— Мало ли что ты думаешь! Доказательства давай!

Начальник сыскного отделения не смутился:

— А я и даю. Пока на уровне, так сказать, здравого смысла. Сами рассудите, ваше высокоблагородие: разве похожи такие штуки на дело рук настоящих гайменников? Убить — ладно, это объяснимо. Если не снять часового, к кассе не подлезешь. И свидетеля кончить тоже обычное дело. А зачем изуверство творить? Где это видано, чтобы так глумиться над жертвой простому бандиту? Нет, они прослышали насчет маньяка и прикидываются им. Тут обманный ход.

— Пусть так, — не стал спорить Лыков, хотя был не согласен. — Что насчет китайцев с отрезанными головами?

— Голову отрезали всего в двух случаях, — поправил приезжего сыщика местный. — Считая вчерашнего жмурика с кайзерлинговской пристани. А просто с распоротой грудью — таких случаев уже девять.

— Но вдруг у нас два маньяка? — оживился Азвестопуло. — Один по головам, а другому легкое поковырять интересно. Раны в груди везде одинаковы?

— Так точно. Что у солдат, что у китайцев. Злодей каким-то широким лезвием делает разрез между ребер, потом вставляет туда клинок, ставит его на обух и раздвигает ребра. После чего сует внутрь то ли руку, то ли нож, подцепляет легкое и тащит наружу. Иной раз на кулак вытащит, иной — побольше…

— А что со свидетелем? — напомнил Лыков.

— Видел убивца караульщик магазина японских вещей Ватанаба на Пекинской. Были сумерки, и далековато. Парень сумел только рассмотреть, что росту злодей был среднего и сложения обычного, скорее даже субтильного. И все.

— Цвет волос, особые приметы? Походка?

— Больше ничего не сообщил, испугался. Забежал в магазин, заперся и до утра не выходил. Еще бы: злыдень стоял над трупом с ножом в руках и выл волком…

Лыков ввернул свое:

— Те случаи, когда жертве отсекли голову… Там тоже ребра раздвигали? Чем, по-вашему, можно нанести такую необычную рану? Клинок проворачивают, ставят на обух — никогда про такое не слышал. А чем резали шею?

— В первом случае, что имел место возле Покровского кладбища, маньяк орудовал бебутом[20] жандармского образца. Мы нашли его потом на углу Последней и Алеутской, возле брошенной головы.

— А на пристани вчера?

— Там ничего не сыскали. Но похоже на тесак. У изувера манера такая, ваше высокородие: он как вытащит легкое, стоит и ждет, когда жертва скончается. Иногда, чтобы лишить возможности сопротивляться, дополнительно распарывает живот. Видимо, получает удовольствие от вида мучений…

Начальники передернули плечами — представили себе картину. Мартынов равнодушно продолжил:

— Таким образом, имеем одиннадцать покойников-китайцев. Все были без расчетных книжек, приехали на заработки нелегально. Обычная шваль. Едва-едва мы сумели установить их личность.

— То есть на политических преступников или, скажем, на беглых каторжников из Маньчжурии они не тянут? — оживился полицмейстер.