Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перчик усмехнулся и с деланной почтительностью спросил:
— Позвольте вам задать один вопрос? Кто сказал, что вы не простой, обыкновенный Боб, а важная персона?
— Я сам знаю! Я сам говорю! Могу, например, сказать, что ты — дерзкий и наглый задира! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Вслед за ним засмеялась Бобиха, захихикали бобята.
Когда они вдоволь насмеялись, Перчик, лукаво подмигнув стоящим вокруг приятелям, смиренно спросил Боба:
— А можете ли вы всю эту глину превратить в кирпичи, а из кирпичей построить дом?
— Могу, — гордо ответил Боб Бобыч.
Он не спеша положил на землю портфель и трость. Упёр кулаки в бока. Надул щёки так, что они стали походить на воздушные шары, и закричал:
— Ну-ка! Все живо! Беритесь за дело! Хватайте, мните, мажьте.
— Значит, хватать? — переспросил Перчик.
— Хватайте, — подтвердил Боб Бобыч.
— Мять?
— Мните.
— Мазать?
— Мажьте.
— Ну что ж. Для нас ваши слова — закон. Борись, ребята. Раз, два, три!
Все подбежали к Боб Бобычу. Схватили его, повалили на землю и принялись мять. А Перчик напевал:
Мните, мните, не зевайте,
Посильнее разминайте.
Чтобы стал помягче Боб,
Подобрел немного чтоб.
Чтоб он гнулся, не ломался,
Чтоб работы не боялся.
— Пустите меня, негодяи! — кричал Боб Бобыч. — Что вы делаете! Как смеете. Я вас…
Но его никто не слушал. Как следует намяв ему бока, все принялись мазать его глиной. А Перчик снова запел:
Мажьте гуще, мажьте вязче,
О других чтоб думал чаще,
Чтоб от лени не рассохся,
От безделья не задохся,
Чтоб не лопнул ото сна, —
Смазка крепкая нужна.
Боб Бобыч брыкался руками и ногами. По-щенячьи визжал. Угрожал Перчику расправой.
Но Перчик не обращал на это никакого внимания.
Только допев песенку до конца, он сказал:
— Теперь положите его на землю и отойдите в сторону.
Все так и сделали.
Боб Бобыч кряхтел, стонал и плевался.
— Надеюсь, вы убедились в нашем послушании? — шутливо поклонился Перчик лежащему Бобу. — Мы сделали всё, что вы приказали. Схватили, помяли и намазали. Есть ли другие указания?
Боб Бобыч молчал, опасливо поглядывая на улыбавшихся друзей Перчика. Потом он тихонько приподнялся с земли и, схватив портфель и трость, кинулся со всех ног наутёк. За ним семенила Бобиха, улепётывали бобята. А вслед им хохотали и свистели плотники, каменщики; маляры.
Вот так пополнение!
Рано начинался трудовой день у Кукурузники и её друзей. Солнце ещё только поднялось над землёй, а на бугре уже кипела работа. Слышались весёлые голоса, смех, песня.
Вдруг стало тихо-тихо. Все повернулись в одну сторону и замерли в изумлении.
Посередине дороги, переваливаясь с боку на бок, медленно вышагивала пузатая Тыква. Она вела на цепи огромного Скорпиона. Тот щёлкал клешнями, угрожающе размахивал ядовитым хвостом. Хвост у Скорпиона длинный, загнутый крючком. А на конце крючка жало. В нём спрятан смертоносный яд.
Следом за Тыквой двигался обоз с её добром. К каждой телеге было привязано ещё но одному Скорпиону. Они царапали клешнями землю, норовя ужалить прохожих.
Позади обоза выступал муж Тыквы — Жан Баклажан. Он тоже был толстый, но высокий, в длинном тёмно-синем кафтане нараспашку. Жан дремал на ходу и шаркал по земле сапогами, поднимая клубы коричневой пыли.
— Вот так пополнение! — сказал Перчик, сдвигая на макушку красный колпак, и направился было к Тыкве.
Но та, увидев его, завопила:
— Стой! Ни с места! Дубиной угощу. Скорпиона спущу. Не шевелись!
Скорпионы, заслышав голос хозяйки, как будто взбесились. Они защёлкали клешнями, зашипели и нацелили ядовитые хвосты прямо на Перчика. А Тыква пуще прежнего махала руками и кричала:
— Не шевелись! Не подходи! Не тронь!
— Кто она? — удивлённо спросила Кукурузника.
Послышалось дребезжанье счёт, и надтреснутый голос Репь Репьёвича:
— Шестью шесть — тридцать шесть. В каждом доме мусор есть. В каждом поле есть сорняк. Может, скажете, не так?
— Значит, она — сорняк? — повернулась Кукурузника к Репь Репьёвичу. — Почему?
— У неё жаднющий глаз — это раз. Очень лживые слова — это два. Всех обманет, всё продаст, недовесит, недодаст…
Пока новосёлы обсуждали это событие, Жан разгрузил имущество. Тыква сидела на камне, наблюдала за Жаном и поминутно вздыхала:
— Охо-хо-хо! Охо-хо-хо!
Тут перед ней появился Навозный Жук. Он был большой и грязный. Скорпионы накинулись было на Навозного Жука, да Тыква их отогнала.
— Отползи подальше, — сказала она Навозному Жуку. — От тебя плохо пахнет. Зачем ты приполз?
— Тебе на новом месте нужен дом…
— И сад, — добавила Тыква.
— Вот видишь, и сад…
— И рынок, — снова вставила Тыква.
— Всё ясно, — захихикал Навозный Жук. — Ты ж торговка, а торговки без рынка не живут. Значит, тебе нужны дом, сад и рынок. А нам денежки. Знаешь нашу песенку?
Мы, навозные жуки,
Очень любим пятаки.
Мы бесплатно не чихнём,
Не вздохнём и не шагнём.
Вот и ты за каждый шаг
Будешь нам платить пятак.
— Где же я наберусь пятаков? — забеспокоилась Тыква.
— Ну и сиди на своём добре, — сказал Навозный Жук. — Сама ты не будешь работать: толста и ленива. Жан тоже ничего не сделает: он на ходу спит. А новосёлы ни за какие деньги не будут строить тебе ни дом, ни рынок. Они бездельникам не помогают. Прощай.
— Куда ты? — всполошилась Тыква. — Веди своих жуков, и стройте. Да как следует. Я заплачу.
— Сначала срядимся, — деловито предложил Навозный Жук.
И они стали рядиться.
Навозный Жук и в самом деле за каждый шаг требовал пятак. Сделал кирпич — пятак. Поднёс к месту стройки — опять пятак. Положил кирпич в стену — снова пятак. И так за всё —
