Ей хотелось отнять у него краску и измазать ему лицо.

— А вы поступили неразумно, поцеловав меня на виду у моей семьи.

— Мы только что поженились. Теперь я твоя семья.

Бренна уже просто кипела. Но она ни за что не позволит ему рассердить ее или заставить сделать глупость. Скоро наступит назначенное время. Надо потерпеть.

Она положила в сундук палитру и шпатель.

— Мир, жена, — сказал он. — Этот брак может либо обернуться в твою пользу, либо сработать против тебя. Выбирай…

— Выбирать?

Бренна с шумом втянула в себя воздух и стала складывать в сундук краски. Потом начала бросать поверх них неоконченные этюды на пергаментной бумаге.

Он ходил по комнате, заглядывая в углы и под кровать. Несмотря на то, что он был в доспехах, его движения были плавными и достаточно грациозными, свидетельствуя о его физической силе и стойкости, а также о качестве военного снаряжения.

Комья грязи с его сапог валялись на чисто подметенном полу. Звон кольчуги действовал ей на нервы.

Он поднял угол матраса и заглянул под него.

— Где ты прячешь картины?

Бренна сжала кулаки. Неужели он догадался о ее эротических миниатюрах? Она почти подскочила, когда у нее сквозь пальцы потек белок. В руках у нее было раздавленное яйцо — обычно на яичных желтках она замешивала темперу.

Она схватила со стола тряпку и стала вытирать испорченный рисунок, лежавший в сундуке сверху. Проклятый варвар!

— Нигде я ничего не прячу, — процедила она сквозь зубы.

— Все художники прячут некоторые свои картины — те, которые они стыдятся показывать публике, но которые слишком милы их сердцу.

Бренна подняла глаза и поняла, что он за ней наблюдает. Взгляд его голубых глаз был подобен бушующему океану. У нее по спине побежали мурашки.

— Что вам за дело до того, какие я пишу картины?

Он подошел ближе и прямо навис над ней.

— Никакого. Но мне есть дело до того, чтобы ты меня уважала и повиновалась мне.

Она еле удержалась, чтобы не выхватить кинжал прямо сейчас. Но если ей хочется остаться в живых, надо запастись терпением. А ей очень хотелось остаться в живых.

— Уважение нужно заслужить, — возразила она. Ее голос оказался гораздо тише и мягче, чем она хотела. Это был почти писк.

— Что правда, то правда, миледи. Но я не позволю вам бить меня по лицу на виду у моих людей.

Чтобы не смотреть на мужа, Бренна опустила голову. Расправив на коленях свое огромное свадебное платье, она постаралась взять себя в руки. Если она будет вести себя как дура, это не поможет ей достичь цели.

— С этим я согласна. Я никогда больше этого не сделаю.

«Ты будешь мертв».

— Я жду, чтобы ты извинилась.

Она стиснула зубы. «Терпение. Жди сигнала. Жди, пока сестры соберут и расставят людей».

Он поднял одну бровь и так пристально на нее посмотрел, будто хотел сломать ее одним взглядом.

— Ну, жена.

— Простите меня.

Он улыбнулся, но его улыбка была скорее похожа на гримасу. Почему она решила, что он идеал мужчины? Он слишком назойливый. Слишком большой. Слишком любит все контролировать. Вполне возможно, что он через минуту опять начнет трогать ее кисти и перемешает краски. Она поклялась себе, что как только избавится от него, то разложит по местам все свои принадлежности для живописи.

Он подошел к кровати, отдернул полог и сел. Она почувствовала облегчение от того, что он уже не так близко.

Постельное белье не было украшено кружевами и бантиками, как у Гвинет. И хотя оно не выглядело слишком женственным, Монтгомери выглядел странно на фоне всех этих подушек и подушечек. Матрас просел под тяжестью его доспехов, красный полог колыхнулся.

Ее взгляд упал на большую картину, на которой был изображен архангел Михаил, сражающийся с драконом. Она тоже сражается с драконом.

Монтгомери бил себя по колену размеренными ударами в такт своим словам:

— Если ты еще раз вздумаешь дерзить, я перегну тебя через колено и задам трепку, которую ты заслуживаешь.

Она взглянула на него с презрением и ответила:

— Я не ребенок, чтобы меня пороть, сэр.

— Нет, но ты моя жена, которая должна научиться хорошо себя вести.

— Я складываю в сундук свои принадлежности для живописи, как вы потребовали, не так ли?

— Ты говорила, что примешь любое наказание, которое я выберу в качестве кары за непослушание.

Отодвинув полог, он прислонился к кроватному столбику.

— Я не имела в виду, что спокойно разрешу вам пороть меня.

Он взглянул на закрытую дверь.

— Ты уже сейчас хочешь расторгнуть нашу сделку? Может, приказать привести сюда твоего отца и продолжить делать то, что мы уже начали?

Ее охватил такой гнев, что похолодело все внутри. Он все еще может убить ее отца и сестер. Она замерла над сундуком, перестав складывать рисунки.

— Нет.

— Разве, ты не сказала «накажи меня, как хочешь»?

Она действительно так сказала. Как бы ей ни хотелось, этого она не могла отрицать.

Его голубые глаза вспыхнули дьявольским огнем. На какую-то секунду его лицо стало таким невероятно привлекательным и безупречным, что она пожалела, что не может взять кисть и запечатлеть голубизну его глаз, оттененных длинными загнутыми ресницами.

Согнув указательный палец, он поманил ее к себе:

— Иди сюда, пленница-жена.

Вот когда ей действительно захотелось вытащить кинжал и защитить себя. Неужели он и вправду хочет ее выпороть? Она взглянула на его огромные руки. Такие могут причинить боль… Как хорошо было бы, если бы на кону не стояли жизни отца и сестер. Только бы их люди были готовы, когда будет дан сигнал.

Собрав все свое мужество, Бренна шагнула навстречу Монтгомери. В предчувствии самого плохого ее сердце отчаянно забилось.

Он взял двумя пальцами ее за подбородок и начат поворачивать голову то в одну, то в другую сторону. Она заставила себя оставаться спокойной. Физическая борьба не принесет победы. У нее был всего один шанс — и он заключался в том, чтобы всадить в него кинжал. Но он был слишком близко и все еще в доспехах.

Ее охватил нешуточный страх.

Наконец он отпустил ее подбородок.

— Вот так-то лучше. Послушание для тебя полезнее, чем дерзость. А теперь помоги мне снять доспехи. В них чертовски жарко.

Она вздохнула с облегчением, поняв, что он не собирается ее пороть. Ей даже пришлось скрыть улыбку. Она поможет ему снять броню, и ей будет легче его убить.