Мужчины сверили цифры. Номер ячейки, куда положил купюры Яков Аркадьевич, и код совпадали с теми, что записал по телефону Эрнест Иванович.

– Кто это мог сделать, если кроме нас двоих больше никто об этом не знал?

– Может, кто подсматривал за вами?

– Исключено. Я был осторожен…

Так или иначе, Баяновичу пришлось тем же вечером везти названную сумму домой Бородину. По пути назад Яков Аркадьевич впал в печальные размышления: «Неужели Мартин учудил?! Он видел эти цифры, но откуда было ему знать, что они означали?..» Допрос сына с пристрастием ни к чему не привел. Мартин ушел в отказ и, обидевшись, заперся в своей комнате…

Ближе к поступлению Оксана Анатольевна не оставляла своего ученика в покое. Занималась с ним практически каждый вечер. Собственно, занятия длились минут тридцать-сорок, не более. Остальное время они чаевничали за разговорами о предстоящей учебе Мартина, о том, что ему потом непременно надо будет поступать в консерваторию…

Как-то Патрунова рассказала Мартину, как трудно пришлось ей без отца. Как нелегко доставались деньги на поступление в училище. Ведь без определенной суммы Бородин и пальцем не пошевельнет, чтобы того же Мартина приняли в училище…

– Я не хочу поступать за деньги! – отрезал Мартин.

– Успокойся, малыш, обо всем позаботится твой отец. Я кое-что знаю. А ты не в курсе?

– Нет. Хотя… Сегодня он мне показал свою визитку, на которой были написаны какие-то цифры, и сказал, что это – гарантия моего поступления…

– Все правильно. Без денег у нас никто никуда не поступает, будь ты хоть семи пядей во лбу. Система так выстроена. Ты со временем сам все поймешь… Хм, чисто из женского любопытства, а что там за цифры такие были написаны? Просто интересно… Позвонишь вечером?

– Зачем звонить, я их и так помню: дата моего рождения…

Зная причуду Эрнеста насчет камеры хранения, так как самой пришлось в свое время пройти через это, Оксана Анатольевна легко поняла, что цифры означали номер ячейки и код. Она положила руку на плечо ученику и произнесла:

– Завтра у нас занятий не будет. Я уезжаю к маме. Она просила меня помочь ей на даче с утра…

Выйдя от Баяновича, Станислав Сергеевич проехал три остановки на автобусе и, выйдя на перекрестке, зашел в кафе. Заказав комплексный обед и бутылочку минеральной воды, задумался. После беседы с Мартином в баре он в качестве, можно сказать, эксперимента запил коктейль сухим вином. Легкий хмель, наметившийся вначале, улетучился через минут десять-пятнадцать.

И еще Станислав Сергеевич воспроизвел в памяти разговор с барменом Алексеем.

Оглянувшись и понизив голос, Алексей говорил:

– Мартин мне сказал сегодня, что знает, кто ее убил… Это тот парень, с которым она ушла. Перед тем как уйти, Алиса вроде сказала Мартину, что этот парень – «очень плохой человек». Одного не пойму, зачем она с ним пошла, если знала, что он плохой?..

Одновременно с этим Алексей вытащил какой-то выдвижной ящик из-под барной стойки, что-то тренькнуло о кафельный пол, и в этот момент его позвали принимать товар. «Я отлучусь ненадолго», – извинился он перед следователем, взяв из ящика какие-то накладные документы. «Мне тоже пора идти, – любезно ответил тот. – Вот только допью стаканчик». Когда бармен ушел, он заглянул за стойку, увидел бейджик с фотографией Мартина и выкатившийся из-за ящика маленький стеклянный пузырек, обернул находки салфетками и, положив в карман, вышел…

Не спеша поглощая обед, Капитан продолжал размышлять: не могло с такого количества спиртного молодого здорового парня так развезти… Сегодня должны быть готовы результаты анализа крови задержанного, а заодно надо проверить этот пузырек. Мало ли?

Что было ожидаемо, Наталье Алексиной дозвониться не удалось. «Телефон данного абонента временно не обслуживается», – сообщил оператор. Она его отключила, потому что хотела, чтоб ее не беспокоили? Либо чтобы не беспокоил… Андрей? Разговор в Союзе художников о Наталье между тем кое-что дал. И над этим стоило поработать…

– Алло, Андрей? Это Наташа. Вспомнили? Не хотите заехать как-нибудь в гости? Говорят, что долг платежом красен. А я у вас в долгу, получается. Вы же меня подвезли и даже плату никакую не взяли…

– При одном условии, – с ходу сориентировался Андрей, – что мы перейдем на «ты».

– Какой вы быстрый, однако. Ну, раз альтернативы нет, я согласна. В принципе, у меня свободен любой вечер.

– Могу хоть сейчас!

– Завтра. В семь.

– Завтра так завтра…

– Ну, все. Пока-пока.

Он еще постоял, слушая частые гудки в трубке. «И все? А где же романтика?.. Как на деловое свидание вызвала».

На следующее утро Андрея от бритья отвлек звонок. Некий мужчина приятным голосом сообщил, что у него для журналиста Примерова есть информация, которая может его заинтересовать, и попросил о встрече.

– В девять, в редакции, – ответил Андрей.

– А если не в редакции, а, скажем, в парке Горького, это же рядом? Информация конфиденциальная, не хотелось бы привлекать лишнего внимания.

– Тогда в десять…

Свернув с главной аллеи в сторону большой круглой беседки, прозванной в народе Брехаловкой, Андрей остановился. Это было место, где по вечерам собирались фанаты, чтобы до хрипоты поспорить о перспективах городской футбольной команды, которая вот-вот должна была вылететь из первого состава во второй.

Чуть выше среднего роста, атлетического телосложения, достаточно свежего вида мужчина с открытым волевым взглядом серых глаз, появившийся невесть откуда, окликнул:

– Примеров? Андрей? Это я вам звонил. Меня Владимир зовут. Я – офицер окружного штаба.

– Чем, как говорится, могу? – Андрей присел на лавочку.

– Я читал ваши публикации. Мне нравится, как вы пишете. Хочу предложить вам разоблачительный материал, способный взорвать общественное мнение.

– Кого разоблачаем?

– Вопрос касается вопиющей коррупции в нашем военном округе, в которой погрязли высшие военные чины.

– А зачем вам это?

– Я – честный офицер. Не могу равнодушно смотреть на то, как разворовывают военное имущество округа. Судя по вашим публикациям, вы производите впечатление порядочного человека и смелого журналиста. Ну как, беретесь?

– Сразу не могу сказать. Мне надо ознакомиться с материалом, изучить его…

– Такого ответа я и ждал от вас. Копии со мной. Я их вам отдам, но прошу, чтобы все осталось строго между нами. Эти бумаги никто кроме вас видеть не должен. Через два дня я вам позвоню.