— О, детка! — завопила она, стремглав рванув к витрине.

Сук Хи передвигается маленькими изящными шажками, как будто ее ноги все еще связаны своего рода воспоминанием о былых гонках. Улыбаясь, она наставляет тонкий пальчик на пару розовых кед. Должна признать, выглядят они и впрямь славно. Вообще-то, если бы я не знала, что на мне они будут смотреться совсем по-дурацки, я бы даже и сама купила такую пару. Я принялась оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь такого, в чем смогла бы ходить, не рискуя повредить лодыжку.

Вся соль в том, что ты незаметно скатываешься до состояния под названием «почти подойдет». Эта вещь так близка к тому, чтобы «подойти», что напрочь забываешь о том, что такое «подходить на все сто», и начинаешь радоваться новой паре ненужных серег, попадаешь под власть какого-нибудь коварного футового снимка великолепных ног красивой девчонки, когда она куда-то несется в последнем рекламном ролике о женских прокладках. Ты веришь, что существует реальный мир, в котором живет она, такая совершенная, такая радостная, где все гораздо привлекательнее, чем в твоем мире с недалекой матерью, тоскливой школой, нехваткой привлекательных парней и прочими столь же трагическими недостатками. Поэтому ты горишь желанием проникнуть в этот таинственный рекламный мир, думаешь, он ждет тебя, а тем временем мало-помалу теряешь себя. По крайней мере у меня все происходит именно так.

— Двинули, девочки, — говорит Кери. — Потом их купим. Сначала в «Лорд&Тэйлор».

Сук Хи надувает губки. Она терпеть не может, когда ей указывают, что делать, но при этом никогда не возмущается, потому как боится, что будет казаться менее привлекательной, если проявит каким-нибудь образом свое недовольство. Так что она плетется следом за нами, поедая глазами витрину с канцелярскими принадлежностями.

Когда мы приближаемся к «Лорд&Тэйлор», СХ внезапно издает пронзительный вопль и начинает проталкиваться к отделу с игровыми автоматами «Видеоэкстраваганца от Винни», расположенному рядом с магазином «Банановая республика».

— Хочу поиграть в «Когда свиньи летают»! — визжит она.

— Пра-а-да-да, — пропела Кери так, словно дразнила Сук Хи вишнями.

— Морфический боров, — возразила СХ. — Я хочу Морфического борова.

— Сегодня не получится, — пробормотала я. — У нас встреча.

— А после? — спросила Сук Хи. — После мы сможем поиграть?

— Да-да. Конечно. Но придется биться в компании восьмилеток. Почему бы тебе не взять диск с игрой домой?

— Потому что я просто кипятком писаю, когда жму на те большущие кнопки. А еще мне нравится сидеть в этой штуковине.

— Фу, что за пошлость, — сказала я. — Как-то раз Кен прилепил внутрь свою жвачку, так там их уже было столько, что походило на самое настоящее кладбище жевательных резинок.

Сук Хи дулась, пока мы не дошли до отдела косметики в «Ниман-Маркусе», где, кто бы сомневался, на меня накатывает такое отчаяние, что даже смех разбирает.

Но посетительницы отдела косметики, вот так гадость, все как на подбор относятся к средневозрастной группе. Мне на глаза не попадается ни одной из нас: только кучка престарелых сорокалетних теток с хозяйственными сумками и солнечными очками, лихо водруженными на голову. Ди-джей, подбиравший музыку для трансляции по сети «Мьюзак», явный профан: сейчас играет запись в стиле Генри Манчини или какое-то похожее барахло. Благоухание духов и вид всех этих прозрачных витрин и упаковок с указанием цвета вызывает у меня чувство полного сумбура и неполноценности. Продавщицы сложены как языческие богини и все до одной сияют такой чистотой, словно работают в спа-салонах.

Да, теперь-то я начинаю догадываться, почему у меня до сих пор нет приятеля.

— Мы сейчас купим тебе те темно-перламутровые тени для век, о которых я тебе говорила, — деловито сообщает мне Сук Хи и тянет за рукав. Я не вижу никого, кто хотя бы чуть-чуть смахивал на 10Ешу.

У меня странное ощущение. Мысли то и дело возвращаются к той пятнице, когда у нас был урок истории. Бульдозеры, передвигающие штабеля человеческих тел. Люди с ввалившимися глазами, обреченные на смерть, знавшие, что они уже считай что покойники, но тем не менее продолжавшие упорно цепляться за жизнь, как ребенок за любимую куклу. Когда я увидела эти кадры, то подумала: после такого мне никогда уже не быть прежней. Я стану другой.

Но сейчас я здесь, в «Лорд&Тэйлор», а Кери выбирает духи и антиаллергенную губную помаду. Посещение магазинов похоже на подготовку к спектаклю, которому не суждено увидеть свет пюпитров.

— «Прада»! — провозглашает Сук Хи. — Мы сейчас испытаем эти. Вот, попробуй.

Она протягивает мне пробник, и я покорно наношу на глаза выбранные ею тени. Сук Хи делает то же самое, и мы смотрим на свое отражение в увеличивающем зеркале.

— Слишком синюшные для тебя. Ты с ними похожа на трупак. — Кери хихикает, пялясь на меня. Потом придирчиво рассматривает Сух Хи. — Хотя на тебе, СХ, они выглядят просто сногсшибательно.

Должна признать, Кери права. Начинаю стирать краску, злясь на себя. Стоит только подвернуться очередной новой шмотке, и вот я уже думаю, что стану другой. Но не все ли равно? С тем же успехом я могла бы превратиться в невидимку. Повсюду куча зеркал, чтобы я смогла почувствовать себя важной персоной. Но мне не до них. Зачем 10Еша замыслила эту встречу? Я ведь всего лишь критик. А вам следует научиться принимать критику в свой адрес, если вы собираетесь называть себя художником.

— Думаю, стоит побрить голову, — говорю я.

Никто не обращает на меня внимания. Я хмуро смотрю на свое отражение в зеркале. Челка обрезана слишком резко, еще больше увеличивая и без того сплющенный контур глаз. Нос у меня еврейско-сеульский, такой вытянутый нос, как у жеребца-липициана. Впрочем, это единственная особенность моего лица, в которой чувствуется настоящий характер. Хотелось бы, чтобы у меня были такие же губы, как у Сук Хи, но чего не дано — того не дано.

Тихонечко она напевает слова под льющуюся из трансляторов музыку, которая кажется неотъемлемой частью благоухания, разлившегося в дорогущем воздухе «Лорд&Тэйлор».

I just call to say I love you…

Продавщица приносит СХ ее тени для век.

— Это последние, больше ничего не осталось, — сообщает она нам. — Их расхватали как горячие пирожки. Хотите купить еще и тушь в тон?

СХ тщательно рассматривает тушь. Из-под тяжелого патронташа мой желудок начинает посылать утробные ворчания. Внезапно мне в руку вонзаются ногти Кери.

— Табита на двух часах, — говорит она.

Я застываю. Сук Хи не слышала ее, она с головой погрузилась в оживленную беседу с продавщицей, обсуждая сомнительные достоинства водостойкого карандаша для подводки глаз.

Я слегка разворачиваюсь, сделав вид, что мне срочно понадобилось достать что-то из рюкзака. «Табита» — наше кодовое слово для обозначения неприятеля, и когда я увидела, о чем именно говорила Кери, то подумала, что ей следовало бы сказать «Табиты», потому что их было никак не меньше семи.