Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Андрюх, слышь, принеси мне воды, а? А то пить хочется, жуть…
Я хотел, было, возмутиться, что я ему, водоносом нанимался?! Но потом смерил взглядом Вовку и, развязав с пояса рубашку, деланно любезно поинтересовался:
— Тебе что? Воротник или рукав?
— Чего?! — поперхнулся Вовка.
— Ты идиот или просто притворяешься?
— Идиот, естественно. А в чем дело?
Я вздохнул:
— Ты здесь стакан или кружку видел?
— Но ты ж в чем — то принес воды, чтоб облить меня!
— Рубашку я на тебя выкрутил. Ру-баш-ку. Так из чего будешь? С рукава, с воротника?
— С ладошек! — буркнул Вован, вставая на ноги.
Он минут десять чем — то звякал и гремел в ванной, а когда, наконец, вышел из нее синяк под глазом уменьшился раза в три…
— Андрюх, а ты знаешь, что мы не в нашей комнате?
— в смысле? — не понял я.
— В прямом. Здесь раковина на месте.
И в этот момент девушка открыла глаза и медленно села.
— Где я? — прошептала она, обводя комнату взглядом.
Сериала — сериала…
Вовка, конечно, не мог удержаться: он скорчил страшную рожу и прохрипел:
— В логове вампира!.. тебя как звать, завтрак?
— Я не завтрак! — ойкнула она, бледнея с каждым мгновением.
— Ну, значит, обед или ужин! — непреклонно заявил Вован.
В глазах девчонки заплясал страх, и я не выдержал:
— Вовка, прекрати, — и, уже обращаясь к девушке, предложил. — Не обращай внимание, это он от скуки с ума сходит… Так как тебя звать?
— Аня…
я улыбнулся:
— А меня — Андрей. А этого хохмача, с идиотским чувством юмора, с утра звали Вовой.
— Очень приятно, — покраснела она. А я всегда искренне считал, что наш век феминизации и эмансипации подобные «тургеневские барышни» остались только в фильмах Михалкова…
— Андрюх, объясни мне одну вещь, — вмешался в разговор Вовка, наблюдавший за нашим диалогом из дальнего угла. — Анюта такая пунцовая оттого, что ей «очень приятно». Это мне понятно, но у тебя — то почему ухи такие красные?
Я аж поперхнулся от его наглости и только и смог, что беспомощно глянуть на Аню. Та хихикнула в кулак и подняла на меня хитрый взгляд. Мне ничего не оставалось, как рассмеяться в ответ.
Вовка удивленно перевел взгляд с меня на Аню, потом обратно.
— Хохотуны недорезанные! — сердито буркнул он.
— Вов, что с тобой?! — оторопел я.
— Что «что»? голодный я! А когда я голодный, я всегда злюсь. Пора бы было узнать это за шестнадцать лет дружбы!
Что «да» то «да». Я познакомился с Вовкой, когда мне было четыре, а ему — почти пять… Эх, золотое было времечко! И надо сказать, Вован, действительно, когда проголодается, становится просто невыносим!
Причем невыносим на столько, что так и хочется вынести его вперед ногами…
— Ой. А вы хотите есть?! — пробормотала Аня, судорожно роясь в огромной черной сумке, то ли из кожи, то ли кожзаменителя, висевшей у неё на плече. — Сейчас, сейчас… Вот! — и она протянула нам три каких — то пирожка, запакованных в целлофан.
— Что это? — недоверчиво поинтересовался Вовка.
Но пирожок взял.
И тут же принялся его распаковывать.
— Венская булочка. Бери, Андрей.
Но Вовка решил, что если уж притворяться зубастиком, то до конца:
— С кр — р — ровью? — прорычал он впиваясь зубами в мягкое тесто. С изюмом между прочим. И судя по упаковке, булочка сделана в одной из лучших кондитерских города.
Аня слабо улыбнулась его шутке и, когда я только начал жевать (а я, между прочим, в последний раз в субботу, в два часа ел, а сейчас ночь с воскресенья на понедельник!), поинтересовалась:
— Андрей, а почему вы все время строите из себя каких — то вампиров?! Про кровь говорите… это у вас развлечение такое, да?
— Если бы, — вздохнул я, дожевывая булочку. — Просто мы на самом деле вампиры… видишь? — я осторожно приподнял пальцами верхнюю губу, дал ей полюбоваться и опустил руку.
— Издеваетесь?! — Обиделась Аня.
— Ага! — тут же вмешался в разговор Вовка. — Знаешь. Обожаю доводить людей! Когда они доходят до такой кондиции, что на соседей с топором кидаются, то у них уровень гемоглобина в крови повышается. Получается такая вкуснотища!!!
Хохмач хренов!
Он шумно облизнулся — Вовка не исправим!!! Но Аня, похоже, не привыкла к подобным шуточкам. Она закатила глаза и начала сползать на пол. Я едва успел подхватить её и прошипел сквозь зубы все, что думаю о Вовке, осторожно укладывая Аню на пол.
— А че я? Я, что, виноват, что она шуток не понимает?!
Я осторожно похлопал девушку по щекам:
— Ань, очнись
Она приоткрыла глаза и слабо поинтересовалась:
— А вы кусаться не будете?
Ну, по крайней мере, она поверила, что мы вампиры:
— Не, мы не кусаемся! — я поспешно начал её заверять.
— Ага, — поддакнул Вовка. — Мы не кусаемся — мы сразу глотаем!
Аня опять сползла в обморок.
Господи, ну что ж она такая нервная?!!
На это раз хлопанье по щекам ни к чему не привело. Я решил действовать кардинально:
— Вовка принеси воды.
— Андрей, у тебя уже приходы, да? Сам же говорил, что набрать не во что!
— А ты пофантазируй, придумай, что-нибудь! Ничего не сделаешь, голову оторву.
Вовка скептически хмыкнул, смерив меня взглядом, развернулся и направился в ванну.
Через пару минут оттуда раздался жуткий грохот и Вовка появился в комнате. Весь такой радостный, сияющий. В руках он держал отломанную раковину… сток он не затыкал, а просто завязал узлом…
М-мда, заставь дурака богу молиться… так у бедного Дракулы ни одной целой ванной комнаты не останется…
Я поднял с пола отпавшую челюсть и поинтересовался:
— А чем это ты так грюкал?
— Так она ж, зараза, к стене цементом приклеена была!
М-мда, картина достойная пера художника или кисти писателя… Тьфу, блин, наоборот! Короче, видок, конечно тот еще: Анюта — на полу, в обмороке, я на коленях рядом с ней и Вовка, застывший в позе мировой скорби, прижимая к груди оторванную раковину, наполненную водой.
И вот, в самый напряженный момент, когда Вован присел на корточки, чтобы я мог дотянуться до воды и побрызгать на Аню, раздался жуткий грохот, словно что-то ба-а-альшое такое врезалось в дверь (ту самую — непробиваемую). Дверь медленно упала на пол, а в проеме показался кто — то смутно знакомый. Кто — то, настолько знакомый, что Вовка выронил раковину. Слава богу, не опять мне на ногу. Я подхватил Аню, но раковина уже разбилась, вода разлилась по полу, несколько капель попало ей на лицо. Она беспокойно мотнула головой, но в чувства не пришла.