— Доброе утро.

Блэр встала. Мысли метались у нее в голове. Мэтт приехал сюда из-за смерти Рика?

— Привет. Все в порядке?

Его взгляд скользнул по ее фигуре, задержавшись на непокрашенных ногтях ног.

— Я заехал по пути на работу. Решил остановиться здесь в надежде, что ты уже на ногах. В ресторанчике Луиса делают самый лучший в городе омлет. Не хочешь ко мне присоединиться?

Блэр удивленно заморгала:

— Ты приглашаешь меня завтракать?

— Да, приглашаю.

Блэр чувствовала себя усталой и потому снова опустилась на ступеньки террасы.

— Я польщена, Мэтт, спасибо, но не могу принять твоего предложения.

— Я так и знал, что ты скажешь что-нибудь подобное.

Он снова улыбнулся ей:

— Ты действительно выглядишь усталой, Блэр. Плохо спала?

Блэр встретила проницательный взгляд его синих глаз и кивнула:

— Все произошло так неожиданно. Я все еще не могу поверить, что Рик умер.

Мэтт кивнул и присел рядом с ней на ступеньку, удивив ее этим.

— Ты не возражаешь против моего общества?

С минуту Блэр просто смотрела на него. Это был все тот же старина Мэтт, и все-таки он сильно изменился. Впрочем, возможно, так же, как и она. С возрастом он приобрел спокойствие и уверенность в себе. И его присутствие в каком-то смысле действовало на нее успокаивающе.

— Нет, не возражаю.

— Хочешь об этом поговорить?

Блэр почувствовала, как в ней поднимается панический ужас:

— Поговорить о чем?

— О том, что тебя беспокоит.

Взгляд Мэтта был проницательным.

— Все из-за Рика, — ответила она твердо.

Его черные брови взметнулись.

— А то, что ты оказалась под одной крышей с Джейком Каттером, ничего не значит?

Сердце Блэр болезненно зачастило, и она встала:

— О чем ты говоришь?

Он смотрел на нее, не отводя глаз:

— Блэр, это я, Мэтт. Я знаю тебя лучше многих. Мы выросли вместе. Надеюсь, ты помнишь это?

— Ты меня не знаешь, Мэтт. И никто из здешних не знает. Не знает меня теперешнюю.

Он вытянул свои длинные ноги, будто собирался остаться надолго.

— Ну, не знать тебя было бы для меня непростительно. Потому что та маленькая упрямая девчушка, которую я знал, была умненькой и хорошенькой, как черт знает кто, и мне просто невыносимо грустно думать, что от нее ничего не осталось.

Блэр вздохнула:

— Да, не осталось.

Мэтт продолжал смотреть на нее. Прошла, наверное, минута, прежде чем он заговорил:

— А знаешь, Блэр, мне кажется, что джинсы и босые ноги идут тебе больше, чем модная сексуальная одежда и косметика.

Она почувствовала, что глаза ее округлились от изумления:

— Что?

— Ты принадлежишь этим краям. Нью-Йорк — не твоя стихия.

— Мне трудно поддерживать разговор, — сказала Блэр, выдержав паузу. Она чувствовала, как в ней нарастает раздражение.

— Знаю, что тебе это трудно, потому что правда легко не дается. От нее больно. Разве мы все этого не знаем?

С нее было достаточно разговоров.

— Что, черт возьми, ты знаешь о правде, причиняющей боль? — огрызнулась она. И тотчас же поднялась и ринулась как была, босиком, к одному из загонов для скота.

Она знала, что он последует за ней. Опершись об изгородь, Блэр раздумывала о семье Мэтта, когда он остановился рядом с ней.

Его отец был больше чем просто городской пастор. Он был отцом города. Его все знали и любили, частенько поверяя свои невзгоды. Мать Мэтта во многом походила на Шарлотту. Она была простой и доброй женщиной, вечно занятой церковными делами, сбором средств для самых нуждающихся семей города. Мэтт не мог иметь ни малейшего понятия, каково это — быть незаконнорожденной и бедной.

— Всем нам довелось испытать боль и разочарования, — тихо проговорил Мэтт. — Ты не можешь обладать монополией на горе.

— Ты сорвался с якоря? — спросила Блэр, не глядя на него.

— Я разведен, — ответил он.

Блэр, смущенная этим сообщением, повернулась и пристально посмотрела на него.

— Я не знала, что ты был женат.

Улыбка его показалась ей не очень веселой и кривоватой.

— Женился сразу по окончании юридического колледжа. Она все еще в Нью-Йорке. Весьма влиятельный адвокат, водит «мерседес» и владеет офисом на Пятой авеню. Я слышал, что недавно она снова вышла замуж.

— Прости, Мэтт.

Он пытался скрыть свои чувства, но Блэр поняла, что он был предан своей женой и глубоко страдал.

— Я был дураком. Я думал, что она разделяет мои взгляды и что у нас одинаковые представления о ценностях.

Мэтт снова улыбнулся.

Блэр тронула его за руку. Она была твердой как скала, и Блэр даже не могла бы сказать, почему ее это удивило, но это было так.

— Она тебя не заслуживала. Ты поэтому и бросил свою работу? Поэтому вернулся сюда?

— Я многое пережил и понял. Одно время мне казалось, что хочу того же, что и она, — власти, положения и доходов, исчисляющихся шести — или семизначной цифрой. Но мне не очень нравится плавать рядом с акулами, Блэр. И мне не нравился тот человек, в которого я начал превращаться.

— Это говорит в твою пользу, — сказала Блэр тихо.

Они помолчали, наблюдая, как резвятся и скачут в загоне две породистые лошадки. За их спиной хлопнула, закрываясь, парадная дверь дома. Блэр и Мэтт одновременно обернулись. По ступенькам спускался Джейк. Увидев их, он в нерешительности остановился.

Блэр, еще хранившая живейшие воспоминания об их разговоре в кухне, почувствовала, как учащается ее пульс. Щеки ее запылали.

Джейк, по-видимому, решился и зашагал к ним — поджарая фигура в джинсах и поношенных ковбойских сапогах, в узком галстуке и стетсоне, украшенном серебристо-бирюзовой лентой.

— Доброе утро.

Блэр сдержанно кивнула.

— Отправляешься в Даллас? — спросил Мэтт самым будничным тоном.

Джейк кивнул:

— Да, там срочное дело, а Фейт еще не встала.

— Это удобно, — сказал Мэтт.

Джейк взглянул на него исподлобья.

— Что ты, черт побери, хочешь этим сказать, Мэтт?

— О, право, не знаю. Просто Рик уволил тебя три месяца назад, а теперь ты снова в седле.

— Если тебе есть что сказать, валяй, не стесняйся. Выкладывай все.