Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, манхэттенский «Море звезд», «La mer des etoiles», не был лучшим из ресторанов Герхардта-Гренобля. Они все были лучшими — все эти изысканные заведения в Париже и Беверли-Хилс, в Токио, Буэнос-Айресе и на острове Нуку-Хива. Хорьки выходят в высший свет только для того, чтобы повеселиться от души, и чудо-повар для них во всем равен его клиентам.
— Волшебство, — шепнул официант у столика номер семь. — Это не повар. Это просто волшебник, да?
В какой бы стране мира утро ни застало Герхардта-Гренобля, он неизменно поднимался с первыми лучами солнца, надевал шапочку и шарф и отправлялся сквозь утреннюю толчею на лучшие рынки города — понюхать и потрогать самые свежие фрукты и овощи. В тот день на Манхэттене ему составил компанию старейший его друг и партнер. Они вдвоем кивали продавцам, заказывая доставить в «La mer des etoiles» то один, то другой поднос свежесобранных лакомств. Они переходили не спеша от прилавка к прилавку, и носики у обоих подрагивали то и дело от перемены запахов. «Весь мир — кухня, — думал Герхардт-Гренобль. — Шеф-повар повсюду в мире — как у себя дома».
— Но! Но! Ийя-я-я! — выкрикивали хорьки-торговцы, эффектно перебрасывая друг другу тяжелые бананы из контейнера. — Но! Но! Ийя-я-я!
— La belle cuisine[1], — с легким швейцарским акцентом промолвил шеф-повар. — Долгий же путь мы прошли ради нее, Армонд!
— И верно, если считать от первой твоей кухни, — отозвался его друг. — Но и впереди у нас — все такой же долгий путь.
Армонд понюхал помидор цвета закатного солнца, отложил его, взял с подноса другой, тоже понюхал и кивнул насторожившемуся продавцу.
Продавец внес номер овоща в бланк заказа.
— Ты справишься, — заявил внезапно шеф-повар. Армонд обернулся, чуть вздернув подбородок.
— С чем, Грен?
— Герхардт-Гренобль извлек из кармана шарфа свернутую пополам газетную вырезку и протянул ее другу без лишних слов.
Тот развернул и прочел: «Косматый Дикий Запад: Курорт Хорька Джордана "Радужная овца" — единственный поставщик невероятной овечьей шерсти».
Несколькими строчками ниже — фотография Джоди в обнимку с радужной овцой, но сама статья измята и разорвана, словно читателя не интересовало ничего, кроме заголовка.
Армонд смерил Герхардта-Гренобля бесстрастным взглядом поверх газеты.
— Ты уезжаешь.
— Да. Уговор помнишь?
— Не забыл. Или я, или ты. Что бы ни случилось.
— «La теr» — твои, Армонд. По всему миру.
— Грен, да ты же в расцвете сил! Неужели ты и вправду этого хочешь?
Шеф-повар кивнул. Внимательно наблюдавший за ним торговец заметил кивок и записал: «Доставить в "La mer" две дюжины красных цуккини».
— И знаешь ли что, друг мой? С тобой это тоже когда-нибудь случится. Рано или поздно приходит время, когда долг призывает нас подняться выше мастерства. А превзойти мастерство можно только... чем?
— Душевным теплом? Стилем? Той особой la...
— Нет. Простотой!
— Простотой... Разумеется! Но ради простоты совсем не обязательно бросать все, что ты создал! Куда ты собрался? В... — Армонд скользнул взглядом по заголовку, — ...в какой-то Джордан?
— В Монтану, — улыбнулся Герхардт-Гренобль.
— Твоя слава будет следовать за тобой по пятам. Твоя репутация...
— Нет. В последний раз Герхардта-Гренобля видели... да в сущности, Армонд, ты и есть последний, кто его видит. Пообещай, что никогда никому не скажешь, куда он направился!
— Надолго ты?.. Ты когда-нибудь вернешься?
— «La теr» — твои, Армонд. Пользуйся в свое удовольствие.
Старинная хоречья пословица гласит: «Взобравшись на иные вершины, мы уже не спускаемся вниз, а расправляем крылья и летим в небо».
Двое хорьков тихо стояли среди рыночного шума, зазывных криков и привычной суматохи. Наконец шеф-повар повернулся, кивнул на прощанье другу и растворился в толпе.
«Что с него взять? — думал Армонд. — Гении — они же почти все малость тронутые».
— Ho!.. Но!.. Ий-я!
Юные хорьскауты по команде бросили мягкие лассо, свитые из шерсти радужных овец. Короткие «шеи»-столбики на покрытых сеном козлах для пилки дров служили мишенями. Все промахнулись; петли шлепнулись в пыль.
Инструктор добродушно пожал плечами. Щенки смотали разноцветные арканы и приготовились слушать.
Хорек Герхардт-Гренобль выбрался из такси и окунулся в летние ароматы Монтаны. Пахло шалфеем, сосной и полевыми цветами.
— Когда вы слышите «Ий-я», — втолковывал инструктор, поджарый хорек, закаленный в прериях, — ваше лассо должно попадать на шею овцы. Именно на шею овцы, а не на соседний камень или куст. На месте этих козел когда-нибудь может оказаться радужная овца, забредшая к самому обрыву, и тогда ваше лассо спасет ей жизнь. Вот потому-то нам и нужно тренироваться.
И он стал пятиться для броска, все дальше и дальше от цели — невозможно далеко, показалось щенкам.
— Стойте, Дакота! Слишком далеко! — выкрикнул один из хорьскаутов, но остальные только зашикали на него.
— А теперь надо как следует раскрутить веревку, — продолжал инструктор, демонстрируя, как это делается. — Пусть наберет обороты. Когда отпустите — она сама полетит в цель. Вот... так!..
Повар разыскал главный офис — дверь с табличкой «Хорек Джоди» — и постучался.
— Открыто.
В жизни фермер выглядел моложе, чем на газетном снимке. Широкая мордочка, гладкое, мускулистое тело... Он склонился над гроссбухом; напротив, спиной к двери, сидела какая-то хорьчиха.
Герхардт-Гренобль прищурился. На столе стояла фотография Хорьчихи Жасмины с надписью, которую ему никак не удавалось разобрать.
Джоди оторвался от бухгалтерских записей.
— Здорово.
Откуда же взялась в этой глуши фотокарточка его знаменитой подруги? Повар моргнул и взял себя в лапы.
— Здорово, — откликнулся он. Прозвучало не по-хорьскаутски. Скорей, по-швейцарски.
— Чем можем помочь?
— Я ваш новый повар.
Фермер улыбнулся.