– Кажется, я понял, милорд, – наконец сказал Ннанджи, хмуро глядя на скользкие от дождя, грубо отесанные доски. – Ты меня крайне озадачил, так как вел себя не так, как другие с высоким рангом. Ты говорил со мной, как с другом, хотя я был лишь Вторым. Ты не убил Мелиу и Бриу, когда у тебя была такая возможность – большинство Седьмых с радостью воспользовались бы возможностью сделать очередную зарубку на поясе. Ты относишься к Джии, как к леди, и ты даже дружески расположен к Дикой Эни. Так ведут себя люди чести в твоем другом мире?

– Да, – сказал Уолли. – Друзей труднее приобрести, чем врагов, но от них больше пользы, Лицо Ннанджи прояснилось.

– Это сутра?

Уолли рассмеялся.

– Нет, это лишь моя собственная поговорка, но она основана на некоторых из наших сутр. Так или иначе, она действует; посмотри, сколь полезной оказалась Дикая Эни!

Ннанджи с некоторым сомнением согласился – воины не должны искать помощи у рабов.

– Я готов принести тебе вторую присягу, милорд, если ты возьмешь меня под свое покровительство. Я все равно хочу научиться у тебя искусству владения мечом, и кодексу чести… – он сделал паузу и задумчиво добавил: – И, думаю, я бы хотел научиться и тому, другому кодексу чести.

Уолли облегченно вздохнул. Он немного боялся, что его юный друг, что вполне естественно, попросту сбежит от него, как от сумасшедшего.

– Для меня большая честь снова стать твоим наставником, Ннанджи, поскольку ты чудесный ученик и в один прекрасный день станешь великим воином.

Ннанджи остановился, вытащил меч и упал на колени. Уолли хотел еще кое-что ему сказать, но Ннанджи никогда не были свойственны колебания или глубокие размышления, и он начал произносить вторую присягу:

– Я, Ннанджи, воин-Четвертый, принимаю тебя, Шонсу, воин-Седьмой, как своего господина и наставника, и клянусь быть преданным, покорным и смиренным, жить по твоему слову, учиться по твоему примеру, и заботиться о твоей чести, именем Богини.

Уолли произнес формальные слова согласия. Ннанджи поднялся и с определенным удовлетворением убрал меч в ножны.

– Ты упоминал и другую присягу, наставник?

Полубог предупреждал, что воины жить не могут без страшных клятв, и Ннанджи не был исключением.

– Да. Но прежде чем мы к этому перейдем, я должен сказать тебе о моей миссии. Когда я спросил, чего требует от меня Богиня, в ответ я получил лишь загадку.

– Бог дал тебе поручение и не сказала, в чем оно заключается? Почему?

– Хотел бы я это знать! Он сказал, что это вопрос свободы воли; что я должен поступать так, как считаю правильным. Если бы я только следовал приказам, то я был бы даже не слугой, а лишь орудием.

Другое объяснение могло, конечно, заключаться в том, что полубог не доверял Уолли – его отваге или его честности – и мысль об этом внушала ему беспокойство.

– Вот что мне сказали:

Брата первого скуешь, От другого – ум возьмешь.

Когда низко пасть придется, Встанет войско, круг замкнется – Будет выучен урок.

Меч вернешь, как выйдет срок.

Неизбежен ход событий, Только вместе должно быть им.

Ннанджи на мгновение скорчил недовольную гримасу, шевеля губами, словно обдумывал только что услышанное.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в загадках, – пробормотал он, потом пожал плечами. Это была проблема Шонсу, не его.

– Я тоже – пока Имперканни не сказал кое-что вчера, после битвы.

А! Ннанджи ожидал, что услышит нечто подобное.

– Тысяча сто сорок четвертая? Последняя сутра?

Уолли кивнул.

– Она касается четвертой клятвы, клятвы братства. Она почти столь же ужасна, как клятва на крови, за исключением того, что она связывает двоих как равных, не как сеньора и вассала. Фактически, она еще более серьезна, Ннанджи, поскольку она первостепенна, абсолютна и необратима .

– Я не думал, что Богиня допускает необратимые клятвы.

– Видимо, в отношении этой допускает. Думаю, вот почему в загадке говорится «скуешь». Если мы принесем эту клятву, мы оба окажемся скованы одной цепью, Ннанджи!

Ннанджи кивнул, находясь под впечатлением сказанного. Они снова пошли дальше.

Уолли дал ему возможность немного подумать.

– Но… ты не знаешь своей – Шонсу – истории, наставник. У тебя – у него – где-то может быть настоящий брат?

– Я об этом тоже сначала думал: что я должен разыскать брата. Но бог удалил родительские метки Шонсу, и, вероятно, это было намеком. Действие клятвы ограничено, Ннанджи. Ее могут принести лишь два воина, спасших друг другу жизнь. Это никогда не может случиться по кодексу чести, лишь в настоящей битве. Думаю, вот почему вчера мы оказались в самой гуще той бойни. Я спас тебя от Тарру, ты спас меня от Ганири. Таким образом, ты тоже принял участие в моей миссии, и теперь мы можем принести клятву.

При первой возможности Ннанджи уселся бы, скрестив ноги, чтобы выслушать сутры, так что Уолли начал еще до того, как он успел это сделать. Речь его была короткой, а сутры намного менее парадоксальны или таинственны, чем некоторые. Ему требовалось произнести эти слова лишь однажды – Ннанджи никогда ничего не забывал.

Потом они молча пошли дальше; Ннанджи снова хмуро смотрел на доски и шевелил губами. Очевидно, четвертая клятва доставляла ему беспокойство, и Уолли стало несколько не по себе. Он был уверен, что разгадал первую строку загадки, и что от него требовалось принести эту невероятную клятву вместе с этим бандитского вида молодым воином. Но что бы он стал делать, если бы Ннанджи отказался? И почему тот не испытывал страстного желания поклясться? Он должен был ликовать при возможности стать братом величайшему воину в Мире.

– Как-то это все неправильно, наставник, – наконец сказал Ннанджи. – Я ведь только Четвертый. Эта же клятва, похоже, подходит лишь равным.

– В ней ничего не говорится о равенстве.

Ннанджи недовольно надул губы и потянул за длинные волосы.

– Мне нужна твоя помощь, Ннанджи, – сказал Уолли.

– Помощь, наставник? – рассмеялся Ннанджи. – Моя?

– Да! Я великий воин, но я чужой в этом Мире. Я знаю о нем меньше, чем Виксини. Слишком многое мне неизвестно. Например: почему ты всю ночь в лодке провел с мечом на спине? Надо полагать, это несколько стесняло тебя с Телкой?

– Не особенно, – ухмыльнулся Ннанджи. Затем он озадаченно посмотрел на Уолли. – Это в обычаях свободных, наставник.

– Об этом нет ничего в сутрах – по крайней мере, я не нашел.

– Значит, наверное, это просто традиция. Однако свободный меченосец никогда не снимает своего меча. Лишь для того, чтобы помыться – или для того, чтобы им воспользоваться. – Он нахмурился, обеспокоенный тем, что его наставник не знает столь элементарных вещей.