Генерал Потапчук приехал один на черной «Волге», Глебу редко приходилось видеть его за рулем. Когда агент по кличке Слепой и Федор Филиппович остались наедине, они несколько минут молчали, глядя друг другу в глаза, припоминали прошлые смертельные обиды.

– Не жалеешь, что стрелял в меня на Воробьевых горах? – наконец спросил генерал.

– Ни тогда, ни даже теперь.

– Да, Глеб Петрович, ты был вправе думать, что я предал тебя. Потом я уже имел возможность детально проанализировать твое и свое поведение, тоже месяц в больнице отвалялся, в потолок смотрел. Вот на белом потолке взглядом и писал, строчку за строчкой, по полочкам все разложил. Ты, Глеб, был прав со своей точки зрения, я – со своей. Каждый из нас знал больше другого, но никто не знал всей правды. Нас умело развели. Такова уж природа «конторы» под названием ФСБ. Никому нельзя всей правды знать, на том и стоим.

– " – Иногда не стоим, а лежим, – грустно усмехнулся Глеб Сиверов, – до сих пор не могу поверить, что вы живы остались. Я же артерию проверял, у вас кровь остановилась, дыхание пропало.

– И об этом я думал, – Потапчук не знал, куда пристроить руки от неловкости, – ты профессионал экстра-класса, убивать умеешь, а со стариком генералом оплошал. Почему контрольный выстрел в голову не произвел?

– Лишнее…

– Мы оба оплошали. Я – поскольку бронежилет не надел, думал, если ты уж и выстрелишь, то непременно в голову. А ты – даже не в сердце, в правое легкое мне пулю всадил. Рука у тебя дрогнула, не хотел ты меня убивать.

– Не хотел, – признался тогда Сиверов, – но по-другому не получалось.

– Я уже в коме находился, когда ты ко мне подошел. Сердце остановилось. Спасло меня то, что мороз стоял и шапка у меня с головы слетела, я головой в снег упал – природный холодильник. Если бы летом дело было, считай, пропал, откачать бы врачи откачали, но мозг не восстановился бы. Лежать бы мне теперь овощем и под себя нужду справлять. Мороз мне голову спас. Меня в больницу только через полчаса после остановки сердца доставили. Молодец и федеральный директор: когда ему доложили, он распорядился мое воскрешение засекретить, вроде как погиб я от твоей руки. Потому организаторов спецгруппы «Святой Георгий» так быстро и взяли.

– Развели нас с вами тщеславные генералы, Федор Филиппович, как последних лохов.

– Сами виноваты, – вздохнул генерал, – иногда надо не фактам, а сердцу доверять.

– За Быстрицкую вам спасибо, – Глеб опустил глаза, – это вы ее мне вернули.

– Не я, – усмехнулся генерал в седые усы, – Всевышний так распорядился. Видать, и мне и тебе помирать рано. А вам с Ириной еще долго вместе жить.

Потапчук порылся в кармане, извлек связку ключей.

– Твою конспиративную мансарду тогда при штурме разворотили и засветили. Держи ключи от новой, оформлена она как мастерская художника-живописца, ни одна живая душа о ней в «конторе» не знает. И пейзаж из окна открывается не хуже, чем в прежней.

– Вы уверены, что я и дальше буду с вами сотрудничать?

– Дело твое, Глеб. Неволить не стану. Сам решай.

– Подумаю, но ключи возьму сразу.

– Не держи на меня зла, – прочувствованно сказал генерал, – есть хорошее русское правило: кто старое помянет, тому глаз вон.

– Согласен. Кто помянет, тому вон. У нас с вами больше хорошего, чем плохого было. Не к чему прошлое ворошить.

– И вспоминать о нем незачем, – обрадовался генерал.

– Вспоминать – незачем, но помнить надо, – многозначительно произнес Глеб, и мужчины обнялись.

И потом уже никто из них не напоминал другому о несчастливой зиме, когда Сиверову пришлось стрелять в Потапчука. Глеб пошел на поправку. Он вновь ощутил вкус к жизни, которая дается человеку только один раз…

Прошли весна, лето. Боль в теле и в душе улеглась.

Утренняя пробежка – тоже часть жизни.

Черную «Волгу» с тонированными стеклами и антеннами спецсвязи Глеб заметил сразу же, как свернул в проезд. Машина стояла у тротуара, задняя дверь приоткрыта, водителя на переднем сиденье не было. Из салона тонкой голубоватой струйкой, хорошо различимой в утреннем свете, поднимался дымок. «Значит, что-то случилось, если Потапчук курит в такую рань и появился без предупреждения. Как он угадывает, дома я или нет? В конце концов, у него такая профессия – все знать. Не зря же он генерал ФСБ!»

Не сбрасывая скорость, Глеб пробежал мимо машины, специально, чтобы позлить Федора Филипповича. Тот от растерянности выронил окурок. В ветровом стекле движущейся навстречу машины Глеб увидел, как генерал выскочил из своего автомобиля и от удивления раскрыл рот. Лишь после этого замахал руками, – так машет человек на льдине удаляющемуся вертолету, уже смирившись с тем, что летчик его не заметил.

Сиверов остановился, повернулся и несколько раз взмахнул руками, а затем вприсядку, как заправский спортсмен, двинулся к Потапчуку.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – глядя на Потапчука снизу вверх, произнес Сиверов и, не поднимаясь, подал руку.

– Издеваешься над стариком, разыгрываешь меня? Сделал вид, что не заметил?

– Важная машина, заметил сразу. Одну цифру в номере поменяли?

– Да, поменял, – сказал Потапчук, открывая дверцу. Глеб юркнул в машину. – Как ты думаешь, Глеб, почему я жду тебя здесь?

Сиверов пожал плечами:

– Это элементарно, Федор Филиппович. Такое утро, такая погода чудная, где же я могу быть, как не на пробежке? Кстати, зря вы с утра курите.

– Не хотел, – признался Потапчук, – думал, продержусь часиков до двенадцати. Но ты долго не появлялся, я занервничал, закурил.

– Что стряслось?

– Собственно, пока ничего не стряслось, хотел тебя увидеть.

– Вы меня вчера видели.

– Видел, – сказал Потапчук, – вот поэтому я сегодня здесь.

– Где ваш водитель, Федор Филиппович?

– Я его за газетами отправил, что-то долго его нет.

– Те газеты, что мне нужны, только за два квартала отсюда можно купить.

– Ему полезно пешком ходить, совсем спортом не занимается. Прилипнет скоро к сиденью. У меня такое впечатление, что он живет в этой машине, скоро тараканов здесь разведет. Крошки вечно от печенья валяются, пепел от сигарет, хотя говорит мне, что не курит.

– Почему вы его к порядку не призовете?

– Понимаешь, чем он хорош, Глеб, так это тем, что он в любой момент в машине; когда бы я ни позвонил, он тут же отвечает. Другого такого мне не найти. А сам я водить отвык, не та реакция, да и по должности не положено.

– Понятно, – сказал Сиверов, поглядывая, как пальцы генерала вертят портсигар, постукивают по серебряной крышке. – Ладно уж, курите, я потерплю, можете не стесняться.