— На это, что ли? — посмеялся, показывая фото, где мое «помимо прочего» находилось в активно-реактивном, как пишут в медицинских журналах, состоянии.

— Однако, — вскинулся эксперт.

— М-да, — потупил глаза долу. — Природа, мать наша.

— У тебя прекрасное будущее, — заключил Викт`ор. — Так держать, товарищ!

— Спасибо.

— И помни. Французы говорят: пока у мужчины остался хотя бы один палец — он любовник и затейник.

Расстались мы друзьями. Встреча произвела на меня должное впечатление. Появился шанс учиться на чужих ошибках и не совершать своих. С этой положительной мыслью я отдал свои интимные фото в отдел кадров дамского клуба и поспешил на пыльную улицу — меня ждала новая встреча, но уже с другим мастером-ланкастером.

Прогулявшись вдоль бетонного забора, за которым прибойными волнами шумели метропоезда, я оказался у проходной АЗЛК, где мы с отчимом и договорились повидаться.

Требовался автомобильчик, пусть даже подержанный. Не прибывать же к даме сердца пехом или рейсовым автобусом № 666? По уверению Ваныча, проблема была только в сумме. Я признался, что имею пока пять свободных сотенок цвета весенней вашингтонской листвы, и отчим зачесал затылок: маловато будет, однако.

— И ящик водки, — пообещал я.

— Ладненько, — вздохнул бывший мастер АЗЛК, — скумекаем перделку с трубой.

Стоянка была забита подобными механическими изделиями c выхлопными трубами и без, неспособными к передвижению. Я присел на лавочку. Солнечное колесо катило по лобовым стеклам, бамперам и дискам мертвых машин. Из проходной АЗЛК пылила тишина. По обочине замусоренной дороги трусила стая бродячих собак, не обращающих внимание на бесцветный нищий мир людей.

Такое впечатление, что мы все проживаем на пустыре, где среди кинутой домашней утвари и ржавых цистерн можно обнаружить раздавленную веру, покореженные остовы надежд, промасленную ветошь любви.

Мое столь высокое философское настроение прервал автомобильный треск: из заводских ворот выкатил драндулет, похожий на самоходку времен Великой Отечественной, правда, без пушечки, но с надписью на бортах: Ралли: Москва-Дакарт.

Я вздрогнул от нехорошего предчувствия и оказался прав: рулевое колесо крутил Ван Ваныч, и крутил с таким пролетарским усердием, что казалось меня не замечает, равно как и колею. Ан нет: лихо притормозив, распахнул дверцу:

— Машина — высший класс, Дымок!

Я вспомнил армейскую службу: на таких самоходках перевозить только тамбовских наливных молодок, да выбирать не приходиться. В крайнем случае, можно сделать вид, что я большой оригинал и нет проблем с чувством юмора. Однако задаю естественный вопрос: как на такую игрушку посмотрит ГИБДД?

— А что ГБД, — сплевывает Ван Ваныч. — Видишь на авто слова всякие. Какие могут быть вопросы к ралли?

Я посмеялся: все мы в каком-то смысле участники гонки на выживание, каждый из нас живет надеждой на победу и верой, что ему удастся прийти к финишу первым. Но, как известно, победителей в этой гонке со временем не бывает.

На площадке мы проверяем ходовую часть агрегата, собранного заводскими умельцами из пяти автомобилей, крепко битых на столичных трассах смерти.

— Как часы, — утверждает отчим. — Ваши денюжки, наши гарантии. — И запел: — «А вместо сердца — пламенный мотор!»

Я понял, что умельцы уже отметили праздник автомобилестроения и с нетерпением ждут его продолжения. И лучше, если я не буду омрачать подъем трудового духа.

И мы с Ван Ванычем ударяем по рукам: я получаю документы, утверждающие, что я есть владелец своеобычного транспортного средства, а другая сторона получает пять импортных сотенок и ящик отечественной огненной воды. И все остаются довольны. Главное, оказаться в нужное время и в нужном месте.

— Это точно, Дымок, — сказал на прощание отчим, когда я сгрузил его и ящик родной у проходной. — Чудное времечко вокруг и мы в нем, как в турецких банях.

Я хотел уточнить насчет помыва в чужих банях, да Ваныч с заслуженной ношей поспешил удалиться в сторону невидимых, но опытных во всех отношениях автомобилестроителей.

Легкая и веселая энергия автомобильчика передалась и мне. Я почувствовал себя намного свободнее. Конечно, я сын трудового народа, но народная любовь порой утомляет, а её клозетные запахи убивают все прекрасные порывы. Так что лучше будет, если наши дороги пойдут параллельными курсами, пересекаясь только в самых крайних случаях.

Мое авто плывет в общем механизированном потоке, на него никто не обращает внимания, даже мешковатые ГИБДДрилы с жезлами. Значит, мой отчим прав: участникам ралли дают зеленую улицу.

Через четверть часа прибываю на стоянку, где у семейства Мамина-Мамыкина зарезервировано местечко: машину украли, а площадка осталась, и мой товарищ решил мне её удружить. А если угонят и мою тачку, пошутил я. Не-а, твердо заявил Венька, ни за что. Почему? А я точку для тачки заминирую, заверил друг. Я посмеялся: и правильно, не дадим врагу никаких шансов. И вот я въезжаю на стоянку и вижу рыжего гаера, который, признав меня за рулем, начинает хохотать.

— И минировать не надо, — говорит он. — Откуда такое чудо-юдо?

— Я участник ралли, — отмахиваюсь. — И этим сказано все.

— И ты на этой таратайке, — не унимается, — к даме сердца?

— Угадал, фигляр, — отвечаю.

— А если я с тобой?

— Зачем?

— Буду освещать место событий — свечами.

Я трескаю охальника по затылку и мы отправляемся к нему домой. Живет Мамин с родителями и младшим братом Санькой, что не мешает ему проводить свою политику относительно личной свободы и независимости. Отвоевал её со скандалами и показательными уходами и такими же возвращениями. Помимо этого имеет свою комнату, где такой вещевой ералаш, что непостижимо, как можно здесь жить. Однако мой товарищ жил, и жил хорошо, утверждая, что в хаосе он обретает душевный покой. И я даже знаю, какой он обретает покой, когда тащит в логово очередную любительницу порно. Такого количества видеокассет с малохудожественными шедеврами я не встречал даже в публичных библиотеках.

— Я люблю кино и я изучаю искусство любви, — утверждал Веничка. — Это трудно понять тем, кто живет низкими страстями.

— А ты живешь высокими? — смеялся я. — Извини, не знал, что ты у нас натура возвышенная.

— Сам такой, — огрызался Мамыкин и делал вид, что очень оскорблен в своих самых лучших чувствах.

За два года ровным счетом ничего не изменилось: все тот же бардак с борделью, заметил я, пиная продукцию рынка порока, хрустящую под ногами морскими ракушками. Жизнь продолжается, сказал на это Мамин и по моей просьбе принялся рыться в хламе, чтобы обнаружить телефон. Когда я начал терять терпение, искатель нащупал провод и по нему выбрался на балкон, где и был найден искомый аппарат.