– Что же, мадам, в таком случае позвольте взглянуть на вашу анкету, – сказал мистер Лидбеттер.

Все должно быть по-честному: раз эта ведьма поселилась в Тодкастере, она имеет право участвовать в турнире. Но, занося ее имя в свой список, секретарь был чрезвычайно расстроен. Мистер Лидбеттер не разбирался в чародейках, но в мадам Олимпии угадывалось что-то такое, от чего ему становилось здорово не по себе.

Мадам Олимпия не только не была тодкастерской ведьмой, она даже и северной ведьмой не была. Она жила в Лондоне, где держала салон красоты. У нее были свои зловещие приемы. Она заманивала наивных дам, уверяя их, что они вновь обретут красоту и молодость, стоит только довериться массажистам, намазаться с ног до головы липкими мазями, сделать подтяжку лица и вернуть плоский живот. И дамы платили огромные деньги мадам Олимпии, которая всего-то и делала, что подмешивала немного волшебного зелья в кремы и мази. Поначалу дамы выглядели просто потрясающе. Но мадам Олимпия специально готовила такие зелья, которые действуют очень недолго, и вскоре дамы становились еще безобразнее, чем до прихода к ней. Они снова спешили в ее салон, снова платили огромные суммы, и так повторялось много раз. Вдобавок ко всему, чародейка жестоко обращалась со своими работницами, выплачивала им мизерное жалованье и постоянно их оскорбляла.

У мадам Олимпии было пять мужей. Все они исчезали при странных обстоятельствах сразу после того, как составляли завещание на ее имя. Сама мадам утверждала, что ее мужья мертвы, но по странному совпадению тотчас после исчезновения ее первого мужа в Эппингском лесу появился волк-оборотень с голубыми подслеповатыми глазами и лысиной на затылке, изрядно напугавший все живое в округе. Второй и третий мужья пропали в один год, и оба раза девушки из салона красоты с ужасом замечали, что ожерелье из человеческих зубов на шее мадам Олимпии становилось гораздо длиннее. Четвертый муж действительно погиб, врезавшись на своем «ягуаре» в придорожный столб, но вот пятый… Никто в точности не знал, что же произошло с пятым, только гроб, который опускали в могилу, был подозрительно легким.

И теперь мадам Олимпия наметила новую жертву: Арриман Ужасный, Колдун Севера!

Прознав о турнире, она немедленно отправилась в Тодкастер и «убедила» Моналот продать ей дом. Конечно же уезжала бедная Моналот не по доброй воле: она плакала, стонала и умоляла мадам Олимпию одуматься – не зря же она была баньши. Но стоило той перечислить лишь некоторые из мук, которым она подвергнет и саму Моналот, и Перси в случае отказа, и ведьма поспешила оставить дом и пуститься в кругосветное путешествие. И считала, что ей здорово повезло.

Мистер Лидбеттер принялся объяснять правила турнира. Ведьмы должны надеть черные мантии и закрыть лица масками – судьи будут выставлять оценки не за внешность, а за колдовское искусство. Им придется тянуть жребий, чтобы установить очередность выступлений. Каждой участнице следует заранее составить список вещей, необходимых для совершения магических таинств: драконья кровь, решето для воды и так далее, чтобы организаторы могли обо всем позаботиться…

Мадам Олимпия слушала вполуха. Окинув беглым взглядом остальных претенденток, она не сомневалась, что победа будет за ней. Правда, маленькая златовласая ведьмочка выглядела довольно соблазнительно, но ведь каждому ясно, что она не в счет. О да, никто не помешает ей стать королевой Даркингтона. А тогда…

Едва дождавшись, когда мистер Лидбеттер закончит свои наставления, она встала и потянулась.

– Пожалуйста, проследите, чтобы мой муравьед был накормлен и напоен, – небрежно бросила она. – Пойду переодеваться к ужину.

И она удалилась, оставив остальных ведьм кипеть и бурлить от возмущения.

– Наглая, высокомерная корова! Кем она себя возомнила? – воскликнула Нэнси Шаутер. – Да чтоб она сдохла!

И в первый раз в жизни сестра с ней согласилась.

В ту ночь Белладонна долго не могла уснуть. Ужин был восхитительным, но у нее пропал аппетит – и не потому, что пластырь с подбородка матушки Бладворт все же отклеился и упал прямо в тарелку Белладонны. После ужина пришлось успокаивать Этель Фидбэг – ей достался номер с двуспальной кроватью и она требовала положить с собой в постель свою свинью. А когда Белладонна поднялась к себе, Дорис в ее ванне начала размахивать щупальцами – просила, чтобы ее приласкали.

Но не это тревожило Белладонну. Проходя мимо открытой двери, она увидела мадам Олимпию: ведьма была в золотистом пеньюаре, волосы рассыпались по плечам, а к ногам жался муравьед. Она смотрела в волшебное зеркальце, принадлежавшее когда-то Моналот, и хохотала – глухо и зловеще.

– Ты хотел тьмы и силы, мой Колдун Севера? – услышала Белладонна. – Что ж, все это ты скоро получишь!

Когда Белладонна наконец уснула, в ушах у нее все еще стоял ужасный хохот ведьмы.

И утром тревожные мысли не давали Белладонне покоя. Ей было ясно, что мадам Олимпия наверняка победит в турнире и станет миссис Канкер. Она опасалась за судьбу Арримана.

Белладонна встала с постели и подошла к распахнутому окну. Тут же ей на плечи опустилась стайка синичек. Птички наперебой принялись жаловаться: их скворечник так мал, что и блохе там было бы тесно, а люди доставляют им одни неприятности – отбирают бутылочки с молоком, да еще и кошек заводят.

Белладонна вздохнула. Она бы с радостью разрешила поселиться у себя одной синичке, но от гомона целой стайки у нее звенело в ушах.

– Хотите – поживите у меня, но только в корзинке, – попыталась она хоть раз в жизни проявить строгость.

К счастью, Дорис все еще спала, мирно сомкнув злобные глазки; во сне ее тело стало белым, под цвет ванны. Белладонна почистила зубы и спустилась вниз. В холле не было ни души. Она чувствовала себя в то утро совсем одиноко, не с кем было поделиться своей тревогой. Белладонна выскользнула через боковую дверь на улицу.

Она шла и шла, решив – пусть ноги сами несут, куда им вздумается. Она шла мимо красивых садов и дорогих магазинов, пока не оказалась в городских трущобах. Белладонна огляделась: ветхие, неказистые дома, сточные канавы забиты апельсиновыми корками и битым стеклом, тощие псы роются в мусорных баках.

Она пересекла небольшую грязную площадь с пыльными лавровыми кустами, киоском с лимонадом и общественным туалетом и остановилась перед высоким серым зданием с ядовито-зелеными занавесками на окнах. Ступеньки из крапчатого камня вели от одного крыла здания к небольшому клочку голой земли, где еще угадывались следы посыпанных гравием дорожек. Вероятно, когда-то здесь был сад. На невысокой ограде сидел, сгорбившись, мальчик. Он что-то держал в худеньких, сложенных домиком ладошках и издавал тихий звук, похожий на икоту, – так бывает, когда изо всех сил сдерживаешь рыдания.

В ладошках мальчика был червяк. Мальчика звали – он ненавидел свое имя – Теренс Мордд.

Когда Теренс был еще совсем маленьким, его нашли завернутым в газеты в телефонной будке у вокзала. От газет пахло уксусом, поэтому дама, обнаружившая сверток, решила, что внутри находится рыба с жареной картошкой. Но когда сверток лопнул и из него показалась маленькая розовая ручка, дама истошно закричала и побежала за полисменом.