– Ветерана отсюда видишь? – перебил его Браун.

– Отсюда не разглядишь. Из машины выйти можно?

– Не вопрос, – кивнул чернокожий детектив.

Машина остановилась у тротуара. Сидевший за рулем Уиллис выбрался из автомобиля первым. Невысокого роста, худой, изящный, он двигался с грацией танцора. Осмотревшись по сторонам холодными, бесстрастными, как у крупье, глазами, он принялся прихлопывать руками в перчатках, дожидаясь, когда из машины выберется Браун. Чернокожий детектив тяжело, словно носорог, вылез наружу, захлопнул за собой дверь, после чего натянул перчатки на свои огромные руки.

– Козырек опустил? – спросил Уиллис.

– Нет, мы же буквально на минуту.

– Лучше опусти. А то оглянуться не успеем, как нам выпишут штраф.

Недовольно заворчав, Браун полез обратно в машину.

– Блин, ну и холодрыга, – поежился Ла-Бреска.

– Это точно, – отозвался Уиллис.

Тем временем Браун опустил солнцезащитный козырек. Оказалось, что к нему резинкой крепится картонка, на которой от руки было написано: «Транспортное средство департамента полиции».

Громко хлопнув дверью, Браун подошел к Уиллису с Ла-Бреской, и они втроем двинулись к очереди. Оба детектива расстегнули пальто.

– Ты его видишь? – спросил Браун у Энтони.

– Пока нет.

Они медленно двинулись вдоль очереди.

– Ну? – вновь подал голос Браун.

– Нет. – Паренек мотнул головой. – Его тут нет.

– Давайте глянем внутри, – предложил Уиллис.

Очередь соискателей тянулась по скрипучей, видавшей виды лестнице к дверям занюханной конторы на втором этаже. В дверь было вставлено матовое стекло, надпись на котором гласила: «Биржа труда „Меридиан”. Работа – наша профессия».

– Видишь его? – спросил Уиллис.

– Нет, – ответил Ла-Бреска.

– Жди здесь! – приказал Хэл, а сам отошел с Брауном на другой конец коридора.

– Что скажешь? – спросил Браун.

– Что мы можем ему предъявить?

– Ничего. – Браун опустил взгляд.

– Вот и я так думаю.

– Может, пустим за ним «хвост»? Как считаешь, оно того стоит? – предложил Уиллис.

– Зависит от того, что решит шеф.

– Почему бы его не спросить?

– Дельная мысль, – кивнул Браун. – Давай займись.

Чернокожий детектив вернулся к Ла-Бреске, а Уиллис, обнаружив чуть дальше по коридору телефон-автомат, тут же позвонил по нему в участок. Лейтенант внимательно выслушал Хэла, после чего спросил:

– Твое мнение о задержанном.

– Я считаю, что он говорит правду.

– То есть ты считаешь, что в очереди и вправду был какой-то мужик со слуховым аппаратом?

– Да.

– Тогда почему он свалил, не дождавшись Ла-Брески? – задал резонный вопрос лейтенант.

– Не знаю, Пит. Просто мне кажется, что Ла-Бреска не при делах.

– Где, ты сказал, он живет?

– Джонсон-стрит, тысяча восемьсот двенадцать.

– Это чья территория? Какого участка?

– Не знаю, – честно признался Уиллис.

– Ладно, сам выясню и звякну им. Может, у них найдется свободный человек для наружки. У нас-то сейчас все глухо – дел непочатый край, – вздохнул лейтенант.

– Так что нам делать с Ла-Бреской? Отпускать?

– Ага, только сперва припугните его чуток – так, на всякий случай. А потом дуйте обратно в участок.

– Ладно.

Уиллис повесил трубку и вернулся к Ла-Бреске с Брауном.

– Все, Энтони, – бросил Хэл, – можешь идти.

– Идти? Куда мне идти? Мне надо снова очередь занимать. Я, между прочим, работу ищу.

– Главное, Энтони, запомни одну вещь, – продолжил Уиллис, пропустив тираду молодого человека мимо ушей, – если что случится, мы знаем, где тебя искать.

– Это вы о чем? Что случится?

– Просто запомни то, что я тебе сейчас сказал.

– Ладно, – кивнул паренек. Немного помолчав, он вдруг произнес: – Слушайте, можно вас кое о чем попросить?

– О чем?

– Можете как-нибудь провести меня без очереди?

– И как мы, по-твоему, это сделаем?

– Ну, вы ведь все-таки полицейские, разве нет? – выпалил Ла-Бреска, заставив Уиллиса и Брауна переглянуться.

Вернувшись в отделение, они узнали, что лейтенант Бернс позвонил в сто пятнадцатый участок, где ему сказали, что свободных людей для установления наружного наблюдения за Энтони Ла-Бреской у них нет. Эта новость никого особо не удивила.

* * *

Вечером того же дня распорядитель городского садово-паркового хозяйства Каупер спускался по широкой, отделанной белым мрамором лестнице филармонии. Слева под руку с ним шла жена в норковой шубе и накинутой на голову полупрозрачной, почти невесомой белой шали. Сам Каупер красовался в смокинге и черном галстуке. Впереди него, шагах в четырех, шествовал мэр с женой. Вечер выдался морозный, а на небе не было ни звездочки. И лестница, и тротуар были залиты теплым желтым светом, падавшим из огромных, высотой в два этажа, окон. В тот самый момент, когда Каупер занес левую ногу над очередной ступенькой, он рассмеялся – жена что-то шепнула ему на ухо. С губ распорядителя садово-паркового хозяйства сорвалось несколько облачков пара. Он протянул правую руку к левой, чтобы поправить перчатку, но сделать это не успел, равно как и поставить ногу на нижнюю ступеньку. Студеную тишину вечера разорвали два выстрела, оборвавшие смех чиновника. Рухнув на лестницу ничком, он покатился вниз по ступенькам. Из ран на лбу и щеке лилась кровь. Жена распорядителя закричала, мэр оглянулся посмотреть, что происходит, а ушлый фоторепортер, стоявший на тротуаре, запечатлел для грядущих поколений катящегося по ступенькам Каупера.

Распорядитель садово-паркового хозяйства был мертв задолго до того, как его тело замерло у подножия лестницы.

Кончетте Эспозите Ла-Бреска давно вбили в голову: к неграм хорошо относиться нельзя. Доверять им тоже себе дороже. Ну а ее братья помимо этого усвоили, что черномазых при всяком удобном случае нужно ставить на ножи. Эти уроки жизни они получили в районе трущоб, гетто, населенном преимущественно итальянцами, которое обитатели с иронией и любовью окрестили Парадизо. Кончетта, выросшая в этом, с позволения сказать, райском саду, еще девочкой нередко наблюдала, как ее братья и ребята из района проламывают череп очередному негру. Подобные картины нисколько ее не трогали. Кончетта рассуждала следующим образом: если ты такой идиот, что родился черным, и при этом еще забрел в Парадизо, значит, сам виноват, что тебе раскроили башку.