Желая сдаться, он собрал офицерский совет. И хотя офицеры, как один, высказались за бой, Тиздель самолично спустил Андреевский флаг под радостные улюлюканья турок. Жизнь свою Тиздель спас. А чести у него никогда и не было. Нам, читатель, еще предстоит встреча с изменником-англичанином, встреча эта будет не из приятных!

Позднее Тиздель будет оправдаться тем, что якобы решил выбросить корабль на берег, однако пленный турецкий матрос убедил его, что берег весьма крут и каменист и спасения никому не будет. После этого Тиздель решил удалиться от этого места и войти в Босфор. Когда же на рассвете все увидели маяк, то он с гневом набросился на турка с вопросом: «Куда ты нас привел?» Но было поздно. Российский корабль окружили турецкие военные суда. Тогда Тиздель якобы решил было взорвать свой корабль, но команда тому воспротивилась, и он стал добычей оттоманов.

Турки немедленно сняли с «Марии Магдалине» команду, заковав всех в кандалы. Пленных матросов турки тут же раздели догола, на шею каждому повесели веревку – знак раба.

Сам же корабль под радостные крики многотысячных толп зевак втащили в Босфор и поставили напротив султанского дворца, как первый боевой трофей. Султан Селим таким подарком был доволен чрезвычайно.

– Вот, – говорил он своим приближенным. – Я еще и не начинал по-настоящему воевать, а гяуры уже сами плывут к нам, чтобы сдаться. Само море помогает нам, что же станет с неверными, когда они услышат гром моих пушек?

– О, великий из великих! – падали перед ним на колени вельможи. – Только ты способен потрясти основы вселенной и донести священное знамя пророка до крайних ее пределов! Надменная гордость московитов рассыплется в прах перед твоей поступью! Шторм, разметавший и побивший флот московитов есть великое предзнаменованье твоей победы!

Турецкого матроса (это был горец лаз), стараниями которого был пленен российский корабль, по приказу султана одели с ног до головы и назначили вечную пенсию.

В тот день в Константинополе палили пушки, а нищим на Галате разбрасывали медные монеты и куски жареной баранины.

На следующий день «Марию» оттащили в Топханы, где стали разгружать и готовить к ремонту. Корабельному мастеру Лероа приказано было в течение месяца линейный корабль восстановить и вывести в море.

Среди выгруженной амуниции на «Марии Магдалине» было найдено несколько брандскугелей – «ядер, наполненных горючими материями», которые нельзя было погасить даже водой. Обрадованный такой находкой визирь, приказал изготовить 12 тысяч подобных ядер.

Саму же «Марию Магдалину» переименовали в «Худа Верды», что означает «Данный Богом».

Несмотря на явный (хотя и неожиданный) успех с бедствием русского флота, турецкие адмиралы, как могли, противились выходу в море, ссылаясь на осенние бури.

– Московиты не слушались своего Бога и выбрались в штормовое море, за что Бог их и покарал. Мы же чтим Аллаха, а потому плыть в бурю и тонуть не желаем!

Для того чтобы выслать в море хотя бы пять линейных кораблей, понадобился личный приезд в Константинополь великого визиря, пригрозившего в случае отказа перевешать капитанов на реях.

Чтобы хоть немного приободрить турок, в сераль прибыл посланец французского посла с выдуманной картой, в которой изображалось, как находившийся в Очакове шевалье Лафит с 10 канонерскими лодками якобы атаковал построенные в Херсоне три российских корабля, потопив линейный корабль и разбив вдрызг остальные два фрегата. Турецкие капитаны, карту разглядывая, радовались, но в море идти все равно не торопились.

* * *

Когда известие о печальном исходе плавания эскадры Войновича доставили Потемкину, тот впал в крайнее отчаяние. Один-единственный шторм надолго вывел из строя весь корабельный флот России на Черном море, в один миг перечеркнув все планы князя.

– Было у меня две руки, на море Черное положенных: эскадры Севастопольская да Лиманская! – изливал он душу своему другу и помощнику поэту Петрову. – Одну теперь море побило, и остался я нынче однорук! Не турки ударили, но Господь!

Недоброжелатели сразу стали распускать слухи, что светлейший просил у Екатерины разрешения передать командование фельдмаршалу Румянцеву, сложить с себя все свои звания, приехать в Петербург и постричься в монахи. Все это было, разумеется, враньем. Но настроение у светлейшего было не из лучших. Он даже не исключал варианта оставления Крыма.

Екатерина успокаивала фаворита с большим терпением. «Не унывай и береги свои силы, Бог тебе поможет, а царь тебе друг и подкрепитель; и ведомо, как ты пишешь и по твоим словам проклятое оборонительное состояние; и я его не люблю; старайся его скорее оборотить в наступательное, тогда тебе, да и всем легче будет… Оставь унылую мысль, ободри свой дух, подкрепи ум и душу… это настоящая слабость, чтобы, как пишешь ко мне, снисложить свои достоинства и скрыться… Не запрещаю тебе приехать, если видишь, что приезд твой не расстроит тобою начатое… Приказание Румянцеву для принятия команды, когда ты ему сдашь, посылаю к тебе; вручишь ему оное как возможно позже… Ничто не пропало; сколько буря была вредна нам, авось либо столько же была вредна и неприятелю; неужели ветер дул лишь на нас?»

При этом императрица не считала возможным выводить войска из Крыма: «Что же будет и куда девать флот севастопольский? Я надеюсь, что сие от тебя писано было в первом движении».

– Ничего, Григорий Александрович! – утешал светлейшего его секретарь Василий Петров. – Кто управляется при одном глазе, тому и с одною рукою совладать можно, была бы голова на плечах! К тому же, как говорится, первый блин комом! Так что надобно печь новые блины!

Посмеявшись шутке, Потемкина несколько успокоился, а успокоившись, грохнул кулаком по столу:

– Я еще так султана за шальвары потрясу, что враз всех своих мамок забудет!

Но угнетенное состояние его так и не покинуло.

* * *

Досадная неудача Черноморского флота подвигла императрицу Екатерину к новой мысли. Как и в прошлую турецкую войну, было решено подпалить Порту с другого конца – направить в Средиземное море часть Балтийского флота, блокировать Дарданеллы, лишить Константинополь подвоза египетской пшеницы и тем самым оголодить, ну а если турецкий флот дерзнет помериться силой, то устроить ему вторую Чесму. Предприятие обещало успех, ведь почти все адмиралы и командиры кораблей уже побывали там, в прошлую войну. Греки тоже обещали всемерную поддержку.

– Чесменская кампания показала нам все выгоды флотского присутствия в Мидетеранском море! – говорила императрица своему окружению. – Так почему бы нам и на сей раз не преумножить былые успехи! И ежели флот Черноморский действительно столь сырой и ненадежный, то мы вполне заменим его Балтическим!

Как и в прошлый раз, Екатерина Вторая хотела видеть во главе наших диверсионных сил Алексея Орлова, но брат бывшего фаворита от этой чести отказался, сославшись на нездоровье и усталость. Близкие отношения Екатерины и клана Орловых ушли в небытие, и при новых фаворитах гордый Алехан служить не желал, предпочтя войне драки с мужиками на кулаках.