— Папа Томми работает на железной дороге, а папа Торы — шофер такси.

Папа снова взял в руки кружку с кофе.

— Я тоже перепробовал много профессий, но они мне не понравились. После гимназии, не зная, чем мне заняться, я работал в книжном магазине. Но это утомительно, и покупатели меня раздражали… Потом я начал работать в конторе. Там оказалось слишком много документов и надо было весь день сидеть на месте. Я и сейчас не знаю, чем бы мне хотелось заняться.

Юаким молча слушал. Папа говорил с ним, как со взрослым, который все понимает.

— Ну а потом я встретил маму. Ей хотелось быть учительницей в младших классах. Мы оба были такие молодые. Ей восемнадцать, мне на год больше. Но едва мама начала учиться, как узнала, что у нее будет ребенок. И у нас родился ты. Она перестала учиться, мы поженились, и я продолжал работать в этой противной конторе.

Папа вздохнул. Юаким молча ждал, что он еще скажет.

— Словом, мы решили, что я поработаю два года, пока мама будет сидеть с тобой дома, а когда ты немного подрастешь, она снова начнет учиться на педагога. Ей так хотелось заниматься с малышами! Я сменил несколько работ, но каждый раз попадал в очередную контору, где было еще больше бумаг и ни минутки покоя. Маме хорошо, она твердо знала, чего хочет, и говорила об этом так увлекательно, что мне тоже захотелось стать учителем. И я поступил в институт. Тебе было уже пять лет, и мама начала работать в магазине на полставки. К сожалению, ей тогда было не до учения. Увидев, что мне нравится заниматься в институте, она решила работать на полной ставке, пока я не закончу институт. А потом, когда я начну преподавать, начнет учиться сама. Она-то понимала, что учитель из меня никакой, но молчала, надеясь, что я пойму это сам.

— А ты так и не понял? — спросил Юаким.

— Понял, — ответил папа. — Все я понял, но не хотел в этом признаться. Я хотел дойти до конца. И вот дошел. Я убедился, что ни на что не гожусь. Мне жаль маму, которая надеялась этой осенью вернуться к своим занятиям, но через три дня я все-таки сбежал из школы. Что мне делать, Юаким? — Папа встал и поставил кофейную чашку в мойку.

Нет, этого Юаким, конечно, не знал. Но понял, что папе сейчас очень плохо.

— Давай выйдем на воздух, — предложил вдруг папа. — Я не хочу сидеть дома и думать о своих нервах. Давай поднимемся на Солнечную горку и посмотрим оттуда на край света.

— А он виден оттуда? — удивился Юаким. — Ведь он очень далеко.

— При желании его все-таки можно увидеть, — ответил папа.

Юаким вдруг всполошился.

— А стирка? — спросил он. — Сегодня наша очередь стирать белье.

Папа с улыбкой наблюдал за ним.

— Нет, сначала мы поднимемся на горку и увидим край света! Потом вернемся домой, выстираем белье и уберем квартиру. Увидеть край света важнее, чем убирать квартиру.

Юаким вспомнил, как огорчилась мама, увидев, какой беспорядок папа оставил вчера в квартире. Она даже рассердилась.

— Самое важное — это стирка, — сказал он. — А потом можно подняться и на горку.

Папа засмеялся:

— Умник ты мой! — сказал он. — Нет, сначала мы поднимемся на горку. Когда солнце достигнет зенита, края земли будет уже не разглядеть. Нужно торопиться. А потом побежим домой, выстираем белье и уберем квартиру так, чтобы она блестела.

Папа был уже в прихожей.

— Идем же, Юаким!

Странно идти по улице, когда в это время тебе положено сидеть на уроке.

Юаким никогда в жизни не прогуливал школу. Но понимал, что прогуливает ее сейчас. Вчера вечером он был болен, конечно, не настолько, чтобы лежать в постели и не ходить в школу, но все-таки…

Да, странно идти днем по улице. Все на тебя смотрят и не понимают, почему этот мальчик не в школе.

Он крепко держал папу за руку. В конце концов он спросил:

— Папа, ты заметил, что на меня все смотрят?

— А что в тебе такого интересного? — удивился папа. — Зачем им на тебя смотреть?

— Ведь они думают… что я болен… — прошептал Юаким.

Папа в изумлении уставился на него:

— Нет, — сказал он. — По тебе никто не скажет, что ты болен.

Но его слова не убедили Юакима.

На автобусной остановке он прятался за папину спину, потому что впереди них стояла мама Юлии, и он был уверен, что она узнает его, если только увидит. Наконец они вошли в автобус и сели позади нее, но она была так занята разговором со своей соседкой, что их не заметила.

Лишь заняв место у окна, Юаким вздохнул с облегчением.

Солнечная горка была последней остановкой.

Когда автобус остановился, в нем не было никого, кроме папы и Юакима.

Вообще-то Солнечная горка называлась совсем иначе. Солнечной горкой ее называли только мама с папой. И Юакиму это нравилось. Ему было приятно думать, что есть такое место, где всегда светит солнце, хотя он понимал, что и Солнечную горку иногда скрывает туман, а иногда и омывает дождем.

Она была даже не настоящей горой, а маленькой горушкой, холмиком, по которому проходит дорога. Но зато с нее открывался неповторимый вид.

С трех сторон глаза тонули в необъятном просторе, а с четвертой был построен ресторан, который загораживал все что мог. Впрочем, кроме ресторана, там возвышалась большая гора, у подножья которой и стояла Солнечная горка.

Вдоль дороги были устроены площадки со скамейками, столиками и урнами для мусора.

А внизу лежал город. До него было очень далеко. Папе с Юакимом были видны только крыши, улицы и маленькие черные автомобильчики, ползущие во все стороны.

Дул ветер, и Юакиму стало холодно. Сейчас бы хорошо обмотать шею шарфом, но никто из детей еще не носил шарфов.

На папе поверх свитера была надета штормовка, и он стоял, засунув руки в карманы.

Они стояли у перил смотровой площадки в том месте, где Солнечная горка обрывалась к зеленеющему внизу лесочку. Это было единственное место на горке, где у смотрящего вниз замирало сердце. Больше таких страшных обрывов на горке не было.

Ветер трепал папины волосы, казалось, они вот-вот сорвутся с головы и улетят прочь. Это было смешно. Но папа не обращал внимания на ветер.

— Смотри, Юаким, — сказал он.

— А что там?

— Наш город.

— Я вижу.

— Мы стоим тут, как великаны, и смотрим на маленький игрушечный городок, — сказал папа. — Ведь интересно увидеть весь город сразу?