Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, конечно, опознали его… поверили. Да вот беда, группа к тому времени хорошо уже приспособилась к жизни. А тактику Костас выбрал такую: из Москвы убрался, там Наблюдателей и Истинных много, видно понял, что рано или поздно, все равно его где-нибудь зажмут… Вот он и начал кочевать по необъятной стране. Приедет эта бригада в какой-нибудь провинциальный город, где Наблюдатель-то всего один… и сидят себе тихо, пока не найдут его и не убьют. А потом у них времени навалом! Пока СК расшевелится… нового Наблюдателя пришлют с охраной, в курс дела он войдет, банда успеет накуролесить. Но долго они не задерживались… ограбят какой-нибудь банк и опять в путь-дорогу. Надо признать — хитрым и опытным гадом все же оказался Костас Брюс. Много не брал, не нарывался. Так, на жизнь… Передвигались они на своих колесах, поездами-самолетами не пользовались… ну если альфа только, с двумя-тремя сподвижниками. Остальные, вон как вы сами изволили наблюдать: на мотоциклах да на машинах… Оружия и техсредств накопили, что твой спецназ. Что с ними такими крутыми делать, никто не знал. Обычная тактика СК тут не годилась. Ведь обычно как… альфы, что волки, которых с вертолета расстреливают. Приходит откуда-то смерть, а кто и зачем они и понять-то даже не успевают. На том собственно, и основывается наше главное преимущество над ними. Мы про них знаем, а они про нас нет! А тут получилось, словно одна часть СК воюет с другой. Тем же оружием! Знанием. Именно воюет! Даже там, где можно было не нападать на Наблюдателей, они обязательно нападали! Да оно и понятно… группа своими членами особо не дорожит. Она как гидра… вместо одной срубленной головы, заново две отрастают. Восстановить свою численность им раз плюнуть… знания аккумулирует вся группа и любой новый член сразу получает весь ее опыт и умение. А Наблюдателя вырастить — целое дело! Я думаю вы сами это поняли… испытали на собственной, так сказать, шкуре!
Климонтович неожиданно замолчал, поднялся со стула и стал ходить по комнате взад-вперед, заложив руки за спину. Кажется, он волновался.
— Самое главное, никто не мог понять, каким образом им удается так ловко вычислять Наблюдателей…
— Мужчины! — крикнула из кухни Мария, — Яичница остынет, салат давно готов! Предлагаю покушать!
— А и впрямь, Никита Семенович… — отвлекся Климонтович, — поесть право, не мешает! Вам силы нужно восстанавливать, да и я проголодался! Смею вас уверить, Маша прекрасно готовит, буквально из всего, что попадает ей в руки. Хоть даже яичницу. Неси, Солнышко, к нам в комнату! А то Никите Семеновичу, я думаю ходить будет еще трудновато. Кружится головка-то?
Он подкатил журнальный столик и установил его между стулом и диваном. Из кухни появилась Мария, тонкая талия ее была туго перетянута маминым фартуком, на лице светилась широкая улыбка, в одной руке она держала шкворчащую сковороду, в другой деревянную досточку-подставку. По комнате расплылся запах жареного сала и лука вызвавший у меня голодный спазм. Она положила досточку на столик, поставила сковороду. Снова ушла на кухню, через несколько секунд вернулась с тарелками и вилками. Опять ушла и опять вернулась, держа обеими руками большую чашку салата из огурцов и помидоров. Крепкая, с высокой грудью, румяная, плавно движущаяся, с пышной косой, да и еще в цветастом переднике, она напоминала положительную героиню русской-народной сказки. Какую-нибудь Василису Прекрасную… кокошника не хватало. Только что, рыжая… стерва! Я с трудом оторвал от нее взгляд (чертов эликсир!) и кое-как сел на диване.
— Ну как вы себя чувствуете, коллега? — поинтересовался Климонтович, поймав направление моего взгляда. — По-моему, гораздо лучше! — он достал из кармана своих отутюженных светлых брюк, носовой платок и разложил его на коленях. — Ну-с приступим!
Он ловко разрезал яичницу, отложил кусок к себе на тарелку, туда же немного салата из чашки и стал аппетитно есть, расчленяя большие куски на маленькие дольки и помогая себе кусочком черного хлеба.
Видя мою беспомощность, Мария сама положила еды в тарелку и села рядышком словно собиралась кормить меня из ложечки. Я демонстративно взял вилку.
— А ты что же, душа моя? — спросил ее Климонтович.
— Ой… как будто не знаешь… Яйца я не ем, а салату уже на кухне поклевала, пока вы вели мужскую беседу. Так что не беспокойся — она улыбнулась мне, как-то непонятно. Я так и не разобрал, чего в этой улыбке больше, доброжелательства или ехидства. Счел за лучшее отвернуться и начать есть.
В дальнейшем обед проходил в полном молчании. Дождавшись, пока мы доедим, Мария собрала пустую посуду и удалилась на кухню. Оттуда загремели сгружаемые в раковину тарелки, и забормотал что-то, включенный телевизор. Климонтович вытер платком губы и сложив его, убрал обратно в карман.
— Солнышко! А чай какой-нибудь будет?
— Чай? — из кухни выглянуло удивленное лицо Марии. — А зачем ты меня за пивом гонял?
— И ведь верно! — Климонтович со значением поднял палец. — Устами младенца… Кто пьет чай, тот отчается! Ну что, коллега?.. по пиву? Э-э! Да по вашему лицу я вижу, что сперва вам требуется удовлетворить обратную потребность? Давайте-ка я вам пособлю по-товарищески.
Он помог мне подняться с дивана и подставив плечо проводил в ванную. Обратно я вернулся без посторонней помощи. Чувствовал себя уже довольно сносно. Эликсир подействовал, наконец, в полную силу, да и еда пошла на пользу, отвратительная слабость и головокружение исчезли.
На столике уже были вытерты крошки и стояли два бокала и две запотевшие банки пива Хейнекен, посредине стола блюдце с фисташками.
— Предпочитаю, знаете ли… — Климонтович кивнул головой на банку, — А вы?
— Не критично… — я уселся на скрипнувший диван, — Хейнекен, так Хейнекен… Раньше я его не пил. Зарплата не позволяла, знаете ли… А потом все недосуг было.
Держа банку на безопасном расстоянии от своей кремовой рубашки, Климонтович щелкнул крышечкой и осторожно перелил ее содержимое в бокал. Отхлебнул маленький глоток и, сделав удовлетворенное выражение лица, уселся в кресло.
— Ну, так и вот… На чем мы прервались? Ах да! Короче говоря, разработку и осуществление операции поручили