– Это Кэтрин, – сказал Джейк. – Она всегда носила платья, что бы там ни было. Это – одно из ее любимых, потому что на нем кружева. Помню, как она приставала к матери, чтобы зашила очередную дырку.

Тео продолжал листать альбом. Мать Кэтрин, должно быть, посылала снимки после переезда в Новый Орлеан, потому что он увидел не меньше двадцати фотографий Кэтрин. Девочка неизменно была в платьях, раз от разу становившихся все дороже. На одном снимке она стояла перед рождественской елкой с двумя одинаковыми куклами в руках. На другом – держала двух плюшевых мишек.

Джейк, увидев фото, хихикнул.

– Кэтрин всегда старалась иметь все в двух экземплярах. Иногда люди, жившие когда-то в бедности, независимо от того, молоды они или стары, просто не могут, что называется, насытиться. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнул Тео. – Люди, пережившие Великую депрессию , неосознанно готовились к следующей и копили, копили, копили…

– Вот именно. И Кэтрин была из таких. Депрессия была для нее всего лишь страницей истории, но девочка вела себя так, словно пострадала от нее. Боялась, что останется без всего, и если ей нравились кукла или медведь, заставляла свою мать покупать сразу две игрушки на случай, если первая вдруг сломается. Да что там игрушки! С одеждой было то же самое. Как только у Джуни появились деньги, она уж постаралась, чтобы у дочки было все самое лучшее и чтобы любой ее каприз немедленно исполнялся. Элли считала, что Джуни так балует Кэтрин из чувства вины. Потому что Кэтрин родилась внебрачным ребенком. Я думал, что со временем она перерастет свое стремление копить вещи, но этого не произошло. Наоборот, становилось все хуже. У нее появлялось все больше странностей. Например, она велела провести двойную телефонную линию. Когда я спросил ее, зачем это, она ответила, мол, на случай, если одна выйдет из строя. Заявила, что не желает лебезить перед мастерами, ожидая, пока те соизволят отремонтировать телефон.

– Джон Поль разогревает гамбо! – объявила вошедшая Мишель.

Тео листал страницы. Еще раз взглянул на фото Кэтрин, одетой в чьи-то обноски, слишком тесные для ее растущего тела, и снова перешел к снимку, где Кэтрин, разряженная, как принцесса, сжимала две одинаковые куклы.

– Бедняжка стала стремительно толстеть после свадьбы, – заметил Джейк.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Мишель. – Она никогда не позволяла тебе прийти в свой дом и увидеться с ней.

– Ее экономка сказала. Роза Винчетти и я иногда любили поболтать, когда она поднимала трубку. Чудесная женшина. Очень застенчивая, но милая. Дала мне рецепт спагетти по-домашнему, но я еще его не опробовал. Она тоже твердила, что очень обеспокоена растущим весом Кэтрин. Боялась, что когда-нибудь ее сердце не выдержит и разорвется.

– Кэтрин была… – начала Мишель.

– Странной! – крикнул Джон Поль из кухни.

– А ты, можно подумать, не странный, – парировала сестра.

– Черт, да по сравнению с ней я самый что ни на есть нормальный.

– Отец, а как ты узнал о деньгах? – спросила Мишель.

– Ты все еще мне не веришь?

– Я этого не сказала.

– Но по-прежнему не убеждена, так? – допытывался Джейк, вставая. – Я получил заверенное адвокатами письмо. Оно пришло около часа назад.

Он подошел к кухонной тумбе, поднял крышку сухарницы в форме слона, где держал все важные бумаги, и вынул конверт.

Мишель уже сидела рядом с Тео и тоже разглядывала альбом. Добравшись до фото матери, державшей на коленях ребенка, девушка осторожно коснулась его лица.

– Это маленький Реми.

Еще две страницы – и Тео уставился на снимок Мишель. И не удержался от смеха. На каждом снимке у нее что-то да торчало: волосы, рубашонка, высунутый язык.

– Я была неотразима. Верно?

– Абсолютно! – фыркнул он. Джек уронил конверт перед Мишель.

– Вот тебе доказательство, доктор остряк-самоучка!

Мишель тряхнула головой и улыбнулась.

– У отца для меня есть куча забавных прозвищ.

Тео, все еще смеясь, поднял глаза и случайно увидел в левом углу конверта название юридической фирмы.

– Вот оно. Вот оно, – прошептал он, ударив по столу.

– Ты о чем?

– Связь. Та же самая адвокатская контора. Сукин….

Повернувшись, он схватил письмо.

– Не возражаете?

– Валяй, – разрешил Джейк.

– Но ты не объяснил… – начала Мишель.

Тео положил ладонь на ее руку.

– Через минуту. Хорошо? Где мои очки?

– У тебя на носу.

– А, ладно. Господи, все сходится!

Джейк и Мишель молча наблюдали, как он читает письмо. Закончив, он отодвинул стул и встал.

– Мне срочно нужно в Новый Орлеан.

Мишель подняла письмо и наспех пробежала глазами. В соответствии с инструкциями Кэтрин ее поверенный, Филипп Бенчли, извещал каждого из наследников о величине состояния усопшей и суммах завещательных отказов. Семейство Ренаров получало четыреста тысяч долларов, которые следовало разделить поровну между Джейком и тремя его детьми. Розе Марии Винчетти доставалось сто пятьдесят тысяч долларов за многие годы верной службы Кэтрин. Джону Расселу, мужу Кэтрин, отписывалось ровно сто долларов. Остаток огромного состояния переходил эпстонскому птичьему питомнику.

– Она оставила мужу всего сто долларов? – ахнула Мишель.

– Должно быть, брак оказался несчастливым, – заключил Джейк.

– Да что вы? – вставил Джон Поль из кухни.

– Роза уж точно терпеть его не могла, – добавил Джейк. – Как мило со стороны Кэтрин не забыть в завещании экономку! Роза преданно о ней заботилась.

– Джон скорее всего подписал брачный контракт, по которому деньги Кэтрин оставались в ее распоряжении, – решила Мишель.

– Он наверняка попытается опротестовать завещание, – убежденно заявил Тео. – Чем он занимается?

– Адвокат, – ответил Джейк. – Работает на один из больших банков в Новом Орлеане. Сам я никогда с ним не разговаривал, и это просто позор! Нам с Майк даже не удалось принести ему свои соболезнования на похоронах, верно, детка?

– Да, папочка. Но тут моя вина. Мне нужно было вернуться в больницу, а тебе пришлось меня отвозить.

Беседу прервал звонок сотового Тео. Это оказался Ноэ.

– Где ты? – поинтересовался Тео.

– Только сейчас добрался до Сент-Клера.

– Приезжай к Джейку. Знаешь дорогу?

– Да. Буду через десять минут.

– Что ты раскопал?