А при Советской власти у Престона установились отличные отношения с руководителями Уральского Совета — Белобородовым, Сафаровым, Чуцкаевым, Войковым, особенно близко он сошелся с Сыромолотовым, которого знал и раньше, тот был управляющим одного из медных рудников. На это тоже стоит обратить внимание. Сыромолотов был далеко не простым большевистским функционером. В первую революцию он у Свердлова руководил дружинами боевиков. Кроме того, Сыромолотов был женат на первой супруге Троцкого. А в начале 1918 г. именно ему было поручено произвести национализацию Русско-Азиатского банка Путилова и Животовского, тесно связанного с Ашбергом и др. Значит, он входил в круг очень и очень доверенных лиц.

Владельца «дома Ипатьева» выселили в апреле из-за того, что в Екатеринбург решили перевести из Тобольска царскую семью. При этом исполнилось пророчество Григория Ефимовича. Одним из последних земных дел, которое ему довелось совершить, было участие в канонизации св. Иоанна Тобольского. Императрица дала обет или самой приехать на торжества, или прислать кого-нибудь вместо себя. Ехать довелось Вырубовой, Ден и Распутину. На обратном пути из Тобольска Григорий Ефимович настоял заехать к нему в Покровское. Сказал, что когда-нибудь сам царь с супругой приедут к нему в гости. Юлия Ден возразила: «Но ведь это так далеко». Но Распутин произнес слова, ввергшие ее в изумление: «Они должны приехать. Волей или неволей они приедут в Тобольск и, прежде чем умереть, увидят мою родную деревню» [61].

Так и случилось. Когда комиссар Яковлев вез из Тобольска государя с императрицей и дочерью Марией, в Покровском перепрягали лошадей, и оказалось, что остановились прямо возле дома Распутина. В Екатеринбурге царственных узников доставили в дом Ипатьева — его успели переоборудовать в тюрьму, обнесли двойным забором. Престон писал, что сам видел, как привезли царя. При переезде отсекли «лишних» — часть приближенных, добровольно сопровождавших царскую семью в ссылке. Их распределили по тюрьмам, а некоторых, как воспитателей государевых детей, швейцарца Жильяра и англичанина Гиббса, отпустили. Они сразу обратились к Престону, молили предпринять меры для спасения Николая Александровича и его близких. Однако получили ответ, что, по мнению англичан, положение царя «не является угрожающим» [65].

Но один из лучших британских разведчиков в России, майор Стивен Аллей, якобы получил задание — подготовить операцию по спасению царя. Он создал группу из 6 «русскоговорящих» агентов. За домом Ипатьева установили наблюдение. Но в мае операция без всяких объяснений была прекращена [98]. Это вызывает множество вопросов. Что за операция? Почему ее отменили? Престон, силившийся показать, что усилия к спасению предпринимались, нигде на эту операцию не ссылается. А Аллей не упоминает Престона. Хотя обойтись без контактов друг с другом они никак не могли. А лучшим местом для наблюдения за домом Ипатьева было консульство, Престон каждое утро смотрел с чердака на прогулки императора.

Во всяком случае, свидетельство об операции Аллея подтверждает — в Екатеринбург прислали группу британских агентов. Да и консул, находившийся здесь уже 5 лет, создал собственную сеть. В своих отчетах Престон писал: «У меня были инструкции правительства Его Величества поддерживать чехов и Сибирскую армию (белую. — Авт.)». И подчинялся он, кстати, не только министерству иностранных дел. Консулы в России, участвующие в подрывных операциях, точно так же, как Локкарт, подчинялись военному министру. Милнеру.

Между прочим, довольно многие лица под разными предлогами получали разрешения на свидание с царем. Даже специально приезжали для этого в Екатеринбург — сотрудники Красного Креста, дипломатические представители, сербский генштабист Мичич. Приехала сербская принцесса Елена, горячо переживавшая за царя. Вместе с Жильяром и Гиббсом они постоянно приходили к Престону, обсуждали, нельзя ли помочь? Но сам консул союзной державы не навестил государя ни разу. Зато в последующих отчетах и интервью он указывал, что «почти каждый день» бывал в Уральском Совете, общался с Белобородовым, Чуцкаевым, Сыромолотовым, хлопотал об «облегчении участи» царя, и ему за это даже угрожали расстрелом.

Но это ложь. Потому что Престон продолжал ходить в Совет «почти каждый день» (что подтверждается и другими источниками), оставался с большевиками в прекрасных отношениях. Современный сибирский исследователь Станислав Зверев, кропотливо изучивший множество документов, пришел к справедливому выводу: «В Екатеринбурге советские власти скорее лебезили перед Престоном, чем угрожали ему. Британцы отвечали тем же». И это неудивительно. Невзирая на то, что предприятия, в том числе иностранные, были национализированы, в марте 1918 г. в советском правительстве был разработан проект «гигантских трестов» на Урале и в Сибири, совместных предприятий, с участием англичан, американцев, французов.

В июле 1918 г. Москву посетила британская экономическая миссия Уркварта, и ей наобещали широчайшие перспективы сотрудничества. А 29 июля Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), где верховодили «экономический гений» Ларин и другие деятели, близкие к Троцкому, распространил тезисы о широком привлечении иностранного капитала, передаче российских предприятий в концессии. Поэтому и на Урале англичан обхаживали. Существует и косвенное, но красноречивое свидетельство дружбы Престона с Советом. Английский консул в Перми Элиотт собрал и опубликовал многочисленные материалы о зверствах большевиков. В Екатеринбурге зверств творилось не меньше, но от Престона таких материалов не поступало.

Что же касается его ходатайств о судьбе царской семьи, то исторически зафиксированный факт: со стороны Англии таких обращений не было ни разу. Ни в советских, ни в британских архивах ни одного такого документа не обнаружено. А вот со стороны немцев обращения были! Положение Германии было тяжелым, и как раз к лету 1918 г. в окружении кайзера родился проект оборвать игры с большевиками, виляющими туда-сюда, и перенести ставку на монархистов. Если помочь им скинуть Советскую власть, то Германия, даже проиграв войну, получала в лице России надежнейшего друга на будущее — и опять же возможности для экономического внедрения в нашу страну. В таком варианте Николай II или его наследник ох как пригодились бы!

24 июня полпред в Берлине Иоффе доложил Ленину, что министр иностранных дел Кюльман сделал ему запрос о царе. Он откровенно предупредил: гибель государя «страшно повредит» большевикам, и встревоженный Иоффе предлагал: если «что-то произойдет», необходимо представить дело таким образом, чтобы показать «нашу непричастность». Положением государя озаботился и посол Мирбах незадолго до своей гибели. Потребовал устроить ему очную ставку с императором. Очень не исключено, что это ускорило теракт, организованный Хиллом. А после убийства посла Ленин начал переговоры с Германией. Если бы немцы потребовали выдать царя, отказать им было невозможно…

Донесения Престона в Лондон, ныне ставшие достоянием британских историков, говорят вовсе не о том, что он пытался освободить Николая II, императрицу и их детей. Нет, его беспокоило другое. Он писал, что надо «захватить Романовых», иначе они попадут в руки Германии и «станут козырной картой для будущей германофильской монархической ориентации». То есть нельзя выпускать их с Урала на запад, в Европейскую Россию. Но как это сделать? Англичане имели полную возможность «захватить» царскую семью в 1917 г., приняв ее в своей стране. Нет, такой вариант лондонских политиков не устроил. А если не в Англию, то куда «захватывать»? Напрашивалось одно… Но это решение уже подразумевалось самой покупкой «дома Ипатьева». Исполняться оно стало одновременно с убийством Мирбаха.