class="p1">свидетельствует о вполне нормальной демографии, в то время как в Западной Римской империи армия фактически исчезла, и предпринимавшиеся неоднократные попытки широкого набора рекрутов там не давали никакого результата.

Таким образом, все имеющиеся данные по эпохе античности подтверждают высказанный выше тезис о воздействии глобализации на рождаемость, причем, подтверждают до такой степени, что даже граница распространения зоны интенсивной внешней торговли в античности, по имеющейся информации, четко совпадает с границей низкой рождаемости.

4. Европейские страны в XIII–XVIII вв. В целом основные тенденции были описаны уже в предыдущей главе. Нет никаких сомнений в том, что в течение указанного периода шло формирование европейского общего рынка, и это совпало с падением рождаемости одновременно в ряде стран Европы, которое в некоторых странах (Испания, Польша, Франция и другие) привело к серьезному сокращению численности населения. Нет сомнения и в том, что в тот период (с конца XV в. до 1557 г.), когда война между Габсбургами и Валуа парализовала центр европейской глобальной экономики — Италию — и временно произошла опять ее регионализация, одновременно с этим население во всех странах, включая и сам театр интенсивных военных действий (Италию), стало бурно расти. Но на фоне этих общих для большинства европейских стран тенденций в области экономики и демографии я бы хотел остановиться на двух группах стран или территорий, которые резко отличались от остальных.

К первой группе относились те страны и территории, которые в силу своей географии не могли войти в ХIII-ХVIII вв. в европейский общий рынок: Канада, Финляндия, Россия, Швейцария. Во вторую группу входили Англия и Германия, начиная с середины-конца XVII в. (до этого их демографические тенденции вполне соответствовали тем, что были в большинстве других европейских стран). Давайте рассмотрим первую группу, а ко второй группе стран вернемся в следующей главе.

Канада. Французские историки не случайно сравнивают демографию Канады и Франции в XVII–XVIII вв. и не перестают удивляться тому факту, что первая по уровню рождаемости примерно в два раза превышала вторую ([96] рр.232–236). Дело в том, что большинство жителей Канады в то время были недавно уехавшими туда французами. Казалось бы — с какой стати им было иметь сверхвысокую рождаемость, в то время как у тех же французов, но оставшихся во Франции, она была низкой, часто намного ниже уровня смертности? Тем более, что, как говорилось в главе V, до половины населения французской Канады в то время были крепостными контрактными рабочими, то есть чуть ли не рабами, работавшими на лесоповале и других тяжелых работах, которым, помимо всего прочего, было запрещено жениться, и у которых априори должна была быть более низкая рождаемость, чем у свободных французских граждан[155]. Но очевидно, все эти обстоятельства, которые, возможно, оказывали отрицательное влияние на создание семей и рождаемость в Канаде в XVII–XVIII вв., тем не менее, имели намного меньшее значение для демографии и рождаемости, чем тот факт, что Канада, в отличие от Франции, не входила в тот период в глобальную рыночную экономику, формировавшуюся в Европе.

Россия и Финляндия. О стремительном росте населения Финляндии в XVII–XIX вв. выше уже говорилось: оно практически утраивалось каждые сто лет (см. главу VIII). Такими же темпами росло и население России: с 12 миллионов человек в 1700 г. до 36 миллионов в 1796 г. и до 135 миллионов в 1900 г. ([191] р.76) По мнению И.Валлерстайна, Россия до второй половины XVIII в. не входила в глобальную европейскую экономику, затем началась ее постепенная инкорпорация. Но этому мешали как огромные пространства суши, отделявшие наиболее густонаселенную центральную часть России от Западной Европы, так и, в частности, протекционистская политика Николая I (1825–1855 гг.), которая отгораживала российский рынок от европейского общего рынка при помощи высоких импортных пошлин. И лишь во второй половине XIX в. с ослаблением таможенных барьеров и с развитием железнодорожного транспорта Россия начала втягиваться в глобализацию. Поскольку Финляндия в XIX в., а частично — уже с начала XVIII в., входила в состав Российской империи, то она, по-видимому, как и Россия, вплоть до конца XIX столетия развивалась в рамках не глобальной, а региональной экономики[156]. Таким образом, и в этих странах период быстрого демографического роста совпадает с тем периодом, когда они не входили в глобальную рыночную экономику Европы.

Здесь я бы хотел вернуться к вопросу о демографическом кризисе в Исландии и в гренландских колониях (см. начало настоящей главы). В отличие от Канады, России и Финляндии, развивавшихся в XVII–XVIII вв. в рамках своей региональной экономики, и имевших, как мы видим, очень высокий рост населения, Исландия в течение XIII–XVIII вв. и гренландские колонии в XIII–XV вв., напротив, были очень активно вовлечены во внешнюю торговлю с другими европейскими странами. Одной из главных форм участия Исландии в европейской рыночной экономике был лов рыбы с поставкой в разные страны Европы. Известно, что в XVII–XVIII вв. этим занимались в водах, омывающих Исландию, сотни крупных рыболовецких судов. Причем, как пишет экономический историк А.Мишель, в Исландии сложилась «наиболее продвинутая форма рыболовства — которая была полностью ориентирована на [внешний] рынок и имела солидную коммерческую основу» ([86] р.142). Что касается более раннего периода (XIII–XV вв.), то, кроме рыбы, Исландия и Гренландия экспортировали в Европу многие свои изделия: шерстяную одежду, изделия из кожи и меха, веревки и канаты и т. д.; в этих целях, например, между Гренландией и материком регулярно курсировал норвежский торговый корабль ([21] с.80, 66, 101). Разумеется, этот экспорт не был все время постоянным, поскольку существовала высокая конкуренция и со стороны других поставщиков этих товаров, включая рыбу, на европейские рынки, и со стороны развивавшейся в Европе текстильной промышленности. Но эти экспортные доходы составляли основную часть всех денежных доходов, которые получало местное население, поскольку первоначально в самой Исландии и гренландских колониях, по-видимому, преобладало натуральное хозяйство[157], и заработать деньги иным способом, кроме продажи изделий, рыбы или меха иностранным купцам, курсировавшим между Исландией, Гренландией и Европой, было практически невозможно[158]. Поэтому можно утверждать, что участие в европейской торговле играло для исландских и гренландских колонистов очень важную роль, независимо от того, что они, возможно, могли бы и совсем обойтись без доходов от экспорта, поскольку имели все условия для нормального животноводства и земледелия.

Таким образом, мы видим, что различие между Канадой, Финляндией и Россией, с одной стороны, где был бурный демографический рост, и Исландией и Гренландией, с другой стороны, где население в течение нескольких столетий вымирало, нельзя объяснить ни «демографией первооткрывателей» (исландские и гренландские колонисты были намного большими первооткрывателями, чем жители европейской России или Финляндии), ни климатом (у всех он примерно одинаковый), ни