Отплевываясь, Морейн кое-как встала на ноги – по пояс в ледяной воде, влажные волосы залепили лицо, мокрый плащ тяжело обвис на плечах. Обуреваемая гневом, она резко повернулась лицом к обидчику, в ярости вновь обняла Истинный Источник, готовая уложить нахала на землю и отколошматить, пока тот не заверещит!

Он стоял и озадаченно качал головой, рассматривая бугор, на котором совсем недавно стояла Морейн, – в добром шаге от того места, где сидел несколько мгновений назад. Он что, ее за какую-то рыбешку принимает?! Когда же он наконец соизволил заметить ее, то опустил ножны с мечом, подошел к самой воде и, наклонившись, протянул Морейн руку.

— Не очень мудро с вашей стороны пытаться отнять у мужчины меч, – сказал он и, коротко глянув на цветные полосы на ее платье, добавил: – Миледи.

На извинение эти слова походили мало, и он старательно отводил в сторону свои поразительно голубые глаза. Если ему вздумалось смеяться!..

Ворча под нос, Морейн неуклюже прошлепала к нему, взялась обеими руками за его протянутую руку... и со всей силы дернула на себя. Крайне трудно не замечать текущую по спине ледяную воду, и коль она промокла, не худо бы, чтобы и ему тоже досталось, и для этого вовсе необязательно воспользоваться Единой...

Он выпрямился и одним движением вытянул из воды повисшую на его руке Морейн. Она в немом изумлении смотрела на него, пока ее ноги не коснулись земли и он не сделал пару шагов назад.

— Я разведу костер и повешу одеяла, чтобы вы могли обсушиться, – промолвил он, по-прежнему стараясь не встречаться с ней взглядом.

Он что-то скрывает? Или же просто застенчив? Морейн не доводилось слыхать о стеснительных Приспешниках Темного, хотя она могла допустить, что таковые бывают.

Слова с делом у молодого Малкири не разошлись, и к возвращению двух его спутников Морейн стояла возле небольшого костерка, со всех сторон завешанного извлеченными из седельных вьюков одеялами. Разумеется, и огонь, и одеяла – все это ей было ни к чему. Надлежащим плетением Воды она до последней капли высушила и волосы, и одежду, даже не снимая ее. Хорошо, что он этого не видел. И хорошо, что он не видел и ее саму, пока она как следует не прошлась по волосам щеткой и не причесалась. Да и тепло от костра тоже не помешало. Так или иначе, Морейн намеревалась оставаться за одеялами – пусть он думает, что огонь ей нужен, чтобы обсохнуть. И, разумеется, саидар она не отпускала. Покамест у нее не было никаких доказательств, что он – не Друг Темного, как, впрочем, и подтверждения обратного.

— Ну как, Лан, она пошла по твоему следу? – раздался мужской голос. Это был арафелец, он спешился под легкий звон колокольчиков в волосах.

— Зачем ты тут одеяла поразвесил? – недовольно произнес хриплый голос.

Морейн изумленно застыла, устремив взор в никуда, и упустила, какие ответы ее обидчик дал на заданные вопросы. Откуда они узнали? В такие времена люди остерегаются разбойников, но эти трое, заметив одинокую женщину, заподозрили, что она следит за ними? Что за нелепость! Но почему тогда они заманили ее в лес, а не подстерегли на дороге? У трех мужчин нет причин опасаться одной-единственной женщины. Если только они не знают, что она – Айз Седай. Тогда они должны вести себя в высшей степени осмотрительно. Но Морейн была уверена, что этот малый представления не имеет, каким образом она исхитрилась схватить его меч.

— Кайриэнка, да, Лан? Думаю, кайриэнок в чем мать родила ты повидал! А я – нет.

Эта фраза зацепила ухо Морейн, и до слуха ее, обостренного Силой, донесся и другой звук. Шорох стали по коже. Так меч выходит из ножен. Приготовив несколько плетений, которыми можно остановить всех троих, Морейн выглянула в щелку между одеялами.

К ее изумлению, мужчина, искупавший ее, – надо полагать, упомянутый Лан, – стоял спиной к висящим на ветвях дуба одеялах. Именно в его руках был обнаженный меч. Арафелец, что стоял напротив него, казался удивленным.

— Ты не забыл, как выглядят Тысяча Озер, Рин, – холодно промолвил Лан. – Неужели нужно оберегать женщину от твоего нескромного взора?

На мгновение ей показалось, что Рина не остановит обнаженный меч в руке Лана, но мужчина постарше, седой и явно многое в жизни испытавший, к тому же не уступавший ростом своим спутникам, уладил дело. Морейн слышала, как его называли Букамой. Он отвел обоих в сторонку, говоря что-то о какой-то игре под названием «семерки». Судя по всему, весьма необычная игра и куда как опасная в угасающем свете дня. Лан с Рином повернулись лицом друг к другу и сели на землю скрестив ноги, оружие обоих покоилось в ножнах; потом, без всякого предупреждения, мелькнули выхваченные из ножен клинки, застыв на волосок от горла противника. Старший мужчина указал на Рина, те двое опять спрятали мечи в ножны, и все повторилось вновь. Пока Морейн смотрела, так оно и продолжалось. Возможно, Рин был не настолько самоуверен, каким казался.

Выжидая за одеялами, Морейн припомнила, что ей известно о стране с названием Малкир. За исключением истории, известно было немного. Рину напомнили о Тысяче Озер, значит, он тоже из народа Малкири. И еще что-то о том, что недостойно докучать женщинам. Ну, раз она уже с ними, ничто не мешает ей оставаться с ними и выведать все, что нужно.

Когда Морейн вышла из-за одеял, она уже решила, как себя держать.

— Я заявляю о своем праве одинокой женщины, – церемонно обратилась она ко всем троим. – Я направляюсь в Чачин и прошу защиты ваших мечей. – С этими словами Морейн вложила каждому в ладонь по увесистой серебряной монете. Она не была до конца уверена в этом нелепом «праве одинокой женщины», но серебро отвлечет их внимание. – И еще по две я заплачу в Чачине.

Отреагировали мужчины не совсем так, как ожидала Морейн. Рин принялся вертеть в руке и разглядывать монету. Лан, равнодушно бросив короткий взгляд на свою, хмыкнул и засунул ее в карман. И тут до Морейн дошло, что она дала им три из немногих оставшихся у нее тарвалонских марок, но ведь серебро, отчеканенное в Тар Валоне, ходит по всему миру, как и монеты любой другой страны.

Седой мужчина, которого звали Букама, поклонился Морейн, левую ладонь положив на колено.

— Честь служить вам, миледи, – сказал он. – До Чачина – за вашу жизнь отдам свою.

Глаза у Букамы тоже были голубые, и