Последнее время мы с ним выработали устраивающий нас обоих график встречаясь раз в три дня. Как правило это происходило ранним утром. Хотя выражение «ранее» утро не полностью корректно. Лично для меня оно было очень «поздним» так как я вспомнил свою старую, ещё студенческую привычку разбивать день на три части по пять-шесть часов разделяя их периодами в два – четыре часа сна. Таким образом одни сутки для меня субъективно растягивались на три дня, если за «день» считать время от одного сна до другого. Кроме того, указанный режим не позволял мне долго зацикливаться на какой-то одной проблеме. Если в процессе доработки нейросети возникало что-то, с чем я не мог справиться за пять часов «бодрствования», то «переспав» с проблемой я либо сразу находил готовое решение, либо бросал начатое и пробовал идти другим путём.

Капитан-комиссар приезжал ранним утром. Пока я заканчивал работать, он обычно проходил на кухню и начинал готовить нехитрый завтрак-ужин. Для него – завтрак. Для меня – ужин. Как правило это было что-то лёгкое вроде яичницы или омлета или просто бутербродов с плавленым или творожным сыром, колбасой и листиками хрустящей зелени. Мой комиссар умел готовить яичницу семью различными способами. Серьёзно, целыми семью.

А число различных вариантов омлета и вовсе зависит только от числа возможных вариантов начинки: поджаренные колбаски, отваренная картошка, рубленная зелень, консервированная кукуруза, жаренный горох, тушенная фасоль и так далее. В омлет, наверное, можно положить вообще всё, что угодно и всё равно получится вкусно. По крайней мере получалось если за готовку брался мой комиссар.

С каждым своим приходом он привозил мне, словно ребёнку, какую-нибудь вкусняшку. Это могли быть сладкие булочки или так сильно перчённые тоненькие колбаски, что их нельзя было съесть больше двух штук за раз, чтобы потом не выхлебать подряд две кружки воды. На самом деле простой психологический приём – попытка создать у подопечного, то есть меня, устойчивую связь между получением вкусняшки и появлением куратора. Что-то вроде вторичного условного рефлекса. Примерно так поступают некоторые бабушки, когда приходят в гости к внукам обязательно с какой-нибудь конфеткой или печенюшкой. Психологическая манипуляция настолько простая, что она всё равно будет действовать даже если ты знаешь о ней.

Капитан-комиссар знал, что я знаю. Я знал, что он знает, что я знаю. Но при этом он продолжал приносить мелкие подарки, которые я с тем же успехом легко мог бы купить в ближайшем магазине если бы у меня только имелось лишнее время на походы по магазинам. А я продолжал их съедать. И вот видите: он уже для меня не «цербер-надсмотрщик», а «мой комиссар». Хотя это всё ерунда. Мы, с ним, одно дело делаем. Просто моя часть работы заключается в том, чтобы работать, а его в том, чтобы следить чтобы работал я. Наверное не я один, но и я в том числе.

Квартира куда меня поселила контора в их ведомственном здании достаточно велика для одного-единственного жильца, но, главное, что она двухуровневая. На верхнем этаже находится рабочий кабинет с видом на пустую улицу, по которой если в сутки пройду туда или сюда хотя бы два десятка человек, то это столпотворение, а если проедет мобиль, то и вовсе целое событие. На нижнем этаже располагается спальня и просторная кухня с таким широким балконом, что его легко можно считать за ещё одну «наружную» комнату.

Балкон выходит на другую сторону нежели окна рабочего кабинета и с этой стороны дома жизнь течёт чуть более оживлённо. Высота третьего этажа – самое то, чтобы мой балкон находится на уровне верхушек не слишком высоких садовых деревьев коими засажен внутренний то ли двор, то ли сад. Пышные кроны. Разноцветные цветы. Одуряющий аромат. Чтобы впечатлить и привести в перманентный восторг лунара вроде меня видевшего на Луне живую зелень только в центральном парке-саде, да в домашних оранжереях всего этого более чем достаточно.

Закончив работать и заранее зная, что меня ждём капитан-комиссар и приготовленный им прекрасный завтрак-ужин я спускаюсь.

Если погода хорошая, то мы с ним устраиваемся за столиком на балконе, если плохая, то остаёмся на кухне. Там я сметаю с тарелки свою порцию и, уже зная мои привычки, капитан-комиссар даёт мне специально приготовленную для меня порцию добавки. Потом мы пьём кофе или чай, и я рассказываю, что сделал за последние три дня, корректирую ранее данные сроки с учётом текущего прогресса, рассказываю о проблемах и хвастаюсь найденными решениями. Не думаю, что он понимает всё, что я ему говорю, хотя я стараюсь рассказывать, как можно проще, чтобы было понятно даже не специалисту. Но руку на пульсе идущего процесса мой куратор держит чётко.

Допив чай, мы расходимся. Капитан-комиссар уезжает по своим делам. Я мою посуду и ложусь спать на несколько часов. Но в этот раз пришлось задержаться – мой режим оказался сбит.

Доев классический омлет с колбасой и грибами, я взял в руки чашку с каким-то экзотическим чаем, пахнущим спелыми фруктами, вызревшими под щедрым южным солнцем, и хотел начать рассказывать, как капитан остановил меня.

-Есть новости по твоей семье, -сказал он и меня словно ударило по голове пыльной подушкой.

Оставив чашку с чаем в сторону так, что немного горячей жидкости выплеснулось на стол и, вдобавок, обожгло мне пальцы, я весь превратился во внимание.

-Мы честно исполняли свою часть нашей договорённости и подготовили операцию по вывозу твоей семьи, -произнёс капитан и мне не понравились его слова. Если такое начало, то дальше должно последовать оправдание неудачи. И оно, разумеется, последовало.

-Агент мёртв. Корабль конфискован, -закончил капитан-комиссар.

-Передайте задание другому агенту.

-Никого нет. Раскрыта вся агентурная сеть, до последнего человека, -признался он.

-Но как такое возможно?

-Пришельцы.

Я не поверил: -Они лично вмешались?

-Почти.