То, что в ближайшее время Северной области грозит падение, стало ясно, когда в ночь с 7 на 8 февраля на Железнодорожном фронте вспыхнуло восстание в одной из лучших частей ВССО, в 3-м ССП. Основную роль в подготовке восстания сыграл морской батальон, сформированный из матросов флотилии Северного Ледовитого океана. Инициатива этой авантюры – сформировать батальон из матросов – принадлежала Чаплину. Несмотря на сопротивление части генералов, настроенных категорически против формирования сухопутной морской части и не желавших, чтобы она была направлена на те фронты, которыми они командовали, энергичный авантюрист преодолел все препятствия, и батальон был сформирован. Хороших матросов командиры судов отправлять в батальон не хотели и потому туда постарались списать как можно больше самых неблагонадежных. Сразу по прибытии матросы начали большевистскую агитацию в 3-м ССП. Полк пользовался заслуженной славой после его участия в осеннем наступлении, среди солдат было много партизан, и он не вызывал никакого подозрения у командования. Совершенно случайно 5 февраля контрразведка, благодаря болтовне лежащего в лазарете матроса, узнала о заговоре. Заговорщики планировали после отвода полка в тыл на отдых и замены его Архангелогородским полком поднять в его тылу восстание, а затем увлечь и архангелогородцев, где было много сочувствующих, и перейти на сторону красных. Были арестованы 11 матросов, членов большевистской подпольной организации, назвавшие всех участников заговора в 3-м полку. Их имена были сразу же сообщены командиру полка полковнику Постникову. Но вместо того чтобы немедленно арестовать заговорщиков, он, увидев в списке членов охраны штаба полка и службы тыла, т. е., с его точки зрения, самых надежных, заколебался. Но заговорщики действовали более решительно. Быстро выяснив, что их планы стали известны контрразведке, они изменили первоначальный замысел и подняли восстание в ночь с 7 на 8 февраля, когда полк находился на линии фронта. Роты, стоявшие на позициях, восстали и, захватив 12 офицеров, перешли на сторону красных. Роты в деревнях захватили офицеров. Но артиллеристы отказались присоединиться к мятежникам и открыли по ним огонь, после чего восставшие бросили арестованных офицеров и бежали. Красноармейские части попытались продолжить наступление, но были остановлены огнем артиллерии, ружейным и пулеметным огнем офицеров и верных присяге солдат. Остатки 3-го полка отступили на станцию Плисецкая, вынеся с поля боя тяжелораненого Постникова. Последствием восстания стало полное падение Железнодорожного фронта. Оставшиеся части вызывали подозрение: Морской стрелковый батальон был немедленно отведен в тыл и разоружен, стоявший в резерве батальон 3-го полка не решались послать на передовую. Солдаты Архангелогородского полка, целиком составленного из пленных, хорошо сражавшихся во время успешного осеннего наступления, с падением остальных белых фронтов хотели только одного – вернуться домой, и до восстания они часто переходили линию фронта. Падение Железнодорожного фронта означало выход красных частей в тыл белых на других направлениях.

Восстание полка, в котором значительный процент составляли партизаны, показало, что даже северные крестьяне, отличавшиеся наиболее непримиримым отношением к большевикам, устали от войны, не верят в возможность победы белых и хотят только одного – мира и спокойной жизни. Правда, в отношении последней крестьяне Севера, как и всей России, сильно заблуждались. Спокойно жить им большевики не дадут, впрочем, многим из них они вообще не дадут жить. Восстание 3-го полка показало генералу Миллеру, что конец Северной области может наступить довольно быстро. Соколов писал: «События в 3-м полку произвели страшное впечатление на Миллера и на Земское Собрание. Этот факт сильно поколебал оптимизм генерала и заставил его пойти на большие, больше, чем он хотел и предполагал, уступки Земскому Собранию. Но и Земское Собрание, в свою очередь, поставленное лицом к лицу перед очевидным фактом падения Северной области и неизбежностью прихода большевиков, обрело в себе противобольшевистские тенденции»[680].

Хотя на основном участке Двинского фронта сократившиеся войска генерала Данилова продолжали прочно удерживать позиции, на Селецком направлении произошли решающие его судьбу события. На Средь-Мехреньгу, которую оборонял батальон 7-го полка под командованием талантливого партизанского командира подполковника Чубашека, наступали три большевистских полка. Белый батальон с трудом отбивал атаки превосходящих сил противника. Чубашек просил помощи у своего командира полковника П. Н. Геймана, но получил категорический отказ. Данилов не мог снять с позиции ни одного солдата, ожидая новых большевистских атак. Он направил Чубашеку около 60 партизан из своего резерва. Данилов надеялся на значительное подкрепление, т. к. генерал Квецинский сообщил, что на Двинский фронт направлены отряд датчан, запасной полк из Архангельска и полк с Пинеги. Но это была прямая ложь, т. к. эти части не получали приказа выступить на Двинском направлении. 12 февраля Данилов получил незначительную помощь – «Волчью сотню» капитана Аничкова (40 человек, в основном офицеров, и 14 шведских добровольцев) и морскую пулеметную команду лейтенанта Роопа, которую он немедленно направил в район Селецкого. Но этот небольшой отряд не смог исправить положение. 14 февраля две роты 7-го полка перешли на сторону красных. Большевики вышли в тыл 1-го батальонного полка, защищавшего Тарасово и состоявшего из тарасовских партизан. Партизаны были готовы героически обороняться и наступать, но отступать, оставлять свои деревни они не хотели. Батальон выслал делегацию к большевикам, и после переговоров, во время которых партизанам обещали неприкосновенность, разошелся по домам. От батальона осталось 150 человек – офицеров, артиллеристов и небольшого числа партизан, отступивших вечером 14 февраля к Селецкому. Сдача Селецкого района полностью открывала правый фланг генерала Данилова. Его частям грозило окружение, а Квецинский категорически требовал удерживать позиции. Данилов сделал единственное, что ему оставалось. В 2 часа дня 16 февраля он приказал начать отступление в село Емецкое. Поздно вечером 16 февраля последние части прибыли в Емецкое. Раздав крестьянам интендантские запасы, оставив предварительно приведенные в негодность артиллерийские орудия, части Данилова продолжили отступление, отбиваясь от нападения красного партизанского отряда Хаджи-Мурата Дзарахохова. В ночь на 18 февраля поредевшие части Данилова вошли в деревню Ильму. Большинство солдат разошлись по домам. Ротмистр Юшко писал об оставшихся в строю солдатах: «Всего: около роты 4-го полка, целиком Шенкурский батальон, Важский эскадрон, взвод вверенного мне эскадрона, Волчья сотня, половина стрелкового эскадрона. Все с пулеметами и много офицеров. В общем, более 600 отлично вооруженных, одетых, сытых и с добрым настроением, ибо большинству оставшихся с нами солдат терять было нечего и на каком фронте драться безразлично»[681].

Достигнув села Ильма с боеспособным отрядом в 600 штыков, Данилов понял, что сопротивление белого фронта окончательно рухнуло. Помимо нежелания многих солдат воевать, полностью отсутствовало какое-либо руководство со стороны Миллера и Квецинского. Миллер, получая многочисленные сведения о полном развале фронта, категорически отказывался этому верить, даже 12 февраля. 16 февраля он начал понимать, что положение резко ухудшилось, но продолжал считать, что все еще можно исправить. Он отдал приказ начальникам тыловых гарнизонов немедленно отправить на фронт всех военнослужащих, находящихся в отпуске. То же самое было приказано всем, завершающим свое лечение в госпиталях и дома.