Как он красив, подумала Александра, особенно сейчас, весь во власти наслаждения, его творец и раб. Охватившее его блаженство было воистину безмерным. Волны дрожи раз за разом проходили по его большому телу, и в конце концов он еще раз ворвался в нее и замер.

Почти сразу перекатившись на спину, Пирс увлек жену за собой. Он бережно уложил ее на себя и прикрыл свой торс ее волосами. Ему было наплевать на то, что их тела покрыты потом, а на простынях видны свежие пятна.

Они лежали молча, позволяя слабому ветерку обдувать их тела, пока они вместе пытались осознать масштаб происшедшего между ними.

Вскоре тело Александры покрылось гусиной кожей. Редмейн чмокнул ее в плечо, встал, обмакнул чистую тряпочку в таз с теплой водой и помог ей обтереться.

Потом они вместе укрылись одеялом и долго лежали, прижавшись друг к другу, наслаждаясь поцелуями. Неожиданно Пирс насторожился и всмотрелся пристальным взглядом в лицо жены.

– Александра, скажи честно, ты хо…

– Мне кажется, возможно, я тебя люблю, – задумчиво проговорила она.

Раньше она нередко могла сначала выпалить что-то и только потом подумать, что говорит. Но только не в этот раз. Она просто не хотела отвечать на вопрос, который он намеревался задать. Потому что ей пришлось бы ответить и «да», и «нет».

Он бы удивился меньше, если бы она пронзила его сердце кинжалом.

– Думаешь, такое возможно?

Она вздохнула, уставившись вверх.

– Понимаешь, я никогда раньше не задумывалась, что такое любовь, – сказала она и погладила жесткие волоски на его груди. Под ее ладонью билось большое сильное сердце. Она не была уверена, что этот орган принадлежит ей. Или когда-нибудь будет принадлежать. – Но, думаю, если я не могу представить своей жизни без тебя, если я чувствую себя привязанной к тебе… преданной тебе всем своим существом, это должно что-нибудь значить? Если я доверю тебе настолько, что отдала тебе свое тело… – Она усмехнулась. – А ведь я знаю тебя только девять дней. В полночь будет десять. А дальнейшую жизнь я могу представить себе только рядом с тобой. Разве это не любовь? А если нет, тогда что?

– Александра. Я…

Она прижала три пальца к его губам – при этом один прижался к шраму.

– Ты не должен ничего говорить. Не надо. Не сегодня. Мне только хотелось, чтобы ты знал.

Она потянулась к мужу, и он без колебаний прижал ее к себе. Хорошо.

Александра внимательно следила за стрелками каминных часов. Еще час, и настанет время уйти. Ей казалось, что, покидая его объятия, она обрекает себя на нечто ужасное.

Дыхание Пирса стало ровным и спокойным, тело расслабилось. Он спал. И даже один раз всхрапнул – только один.

Александра улыбнулась, радуясь, что он спит.

Хорошо, что хотя бы один из них может себе это позволить.

Редмейна разбудил страх. Именно он вырвал его из нежных объятий крепкого блаженного забытья. Ему показалось, что его разбудил сам дьявол.

Нуждаясь в утешении, он потянулся к Александре и обнаружил, что лежит в постели один. Он сел и громко позвал жену. Ответа не последовало.

Прохладный ветерок больше не охлаждал разгоряченное тело – наоборот, он вселял тревогу, чувство обреченности.

Не надо паниковать, посоветовал себе Пирс. Он не должен позволить событиям прошедших двух недель ослабить его. Он должен оставаться внимательным, уверенным в себе, бдительным. Он должен отточить свои инстинкты и постоянно быть настороже. Только так он сумеет уберечь жену, пока не разберется с угрозой.

Простыни на той стороне кровати, где лежала Александра, были совсем холодными. Она отсутствовала слишком долго, а значит, пошла не в ванную. Осознав это, Пирс ощутил недовольство и нарастающую тревогу.

Он встал, исполненный намерения немедленно ее найти. Возможно, она вернулась в свою спальню, непривычная спать рядом с мужчиной. Она, разумеется, прошла большой путь к залечиванию ран прошлого, но это вовсе не означает, что ей не понадобится личное пространство, а ему – терпение. Она привыкла к одиночеству, и Пирс не собирался лишать ее этой привилегии.

Многие аристократические пары спят в разных спальнях. Возможно, Александра тоже предпочтет такой расклад.

Эта мысль Пирсу категорически не понравилась. Он сделает все возможное, чтобы в будущем заставить ее передумать.

Он подошел к окну, чтобы закрыть его, и оцепенел, заметив закутанную в плащ фигуру с фонарем, спешащую куда-то в ночь. Ветер сдул с нее капюшон, явив его взору рыжую косу.

Впрочем, Пирс понял, кто это, раньше, чем увидел волосы. А как же иначе? Он запомнил ее походку, рост, манеру держаться. Он запомнил в ней очень многое, хотя и не старался.

Ему хотелось распахнуть окно и окликнуть ее. И он едва не сделал это. Однако, проанализировав факты, остановил себя. Она покинула его постель – Пирс взглянул на часы – почти в полночь, и теперь, полностью одетая, направляется к катакомбам. Одна.

Именно катакомбы он собирался обыскать в поисках подсказки к личности убийцы.

Весь во власти подозрений и недоумения, Пирс кое-как оделся.

Что она задумала? Что можно делать в катакомбах в такой час? Он перебирал в уме несколько возможных сценариев, и каждый был хуже предыдущего.

Только сегодня утром он отдал ей целое состояние наличными. Возможно, она решила его покинуть, и сегодняшняя умопомрачительная ночь была всего лишь актом прощания?

Неужели она с самого начала собиралась его оставить?

Пирс проверил пистолет и засунул за голенище сапога нож.

Может, у нее назначена встреча. С подругой? Заговорщиком? Любовником?

Пирс непроизвольно зарычал. Подозрения охватывали его с все новой силой.

Он вспоминал все их беседы в поисках подсказки и не находил ее. И все это время стоял, устремив невидящий взгляд на кровать.

Она могла притворяться. Ее привязанность, ее история, даже ее доброта – все могло быть игрой.

Но не это. Женщина может притворяться, но не ее тело. Дрожь. Судороги. Удовольствие.

А как насчет другого?

«Мне кажется, возможно, я тебя люблю».

Зачем она это сказала, если собиралась уйти? Если она встречалась с другим мужчиной?

Или она хотела уязвить его как можно сильнее?

С того момента, как Пирс ее увидел, она стала его слабым звеном. Блестящая, привлекательная, приводящая то в бешенство, то в замешательство женщина. Которую он очень хотел сделать своей. Могло ли ее сердце принадлежать другому?

Пирс отказывался в это верить. Она не могла так с ним поступить.

Ледяные щупальца сомнений и страха нашли путь к его сердцу и опутали его. И оно едва не остановилось.