— Правильно ответили. Нам тоже нет дела до их войн, — хмуро сказал Колост.

— Дела-то нет, но ведь все поклялись. И все нарушили клятву. Не только дворфы — эльфы и орки тоже не захотели отдать Хельмосу свои части Камня. Поэтому Старый Виннингэль пал. Многие верят, что Тамарос из могилы проклял клятвопреступников и пообещал, что им все равно придется держать ответ.

Колост нахмурился. Дворфы не были столь же суеверными, как орки, а в вопросах чести не отличались щепетильностью эльфов. Однако и у них существовал свод достаточно строгих нравственных заповедей, где нарушение клятвы считалось очень серьезным проступком. Виновного нередко изгоняли из клана.

— Если человеческий король проклял нас, он был прав, — заключил Колост.

— Вероятно, да, — без особой уверенности сказал Вольфрам и снова приложился к элю.

— Значит, мы прокляты? — опять спросил Колост.

— Да. — Вольфрам немного подумал и махнул рукой. — Правда, я не верю в эти россказни с проклятием Тамароса. Насколько я знаю, он был добрым человеком, который и мухи не обидит. Просто беды Хельмоса перешли к нам. Тогда ни мы, ни эльфы, ни орки не захотели ему помочь. И что же? Прошло более двухсот лет, и теперь Владыка Пустоты угрожает нам. А три месяца назад история повторилась, — с горечью добавил он. — Я говорю про Детей Даннера. Дворфы наверняка слышали их крики, но поленились выбраться из теплых постелей и узнать, в чем дело. Сон был важнее. Вот и проспали…

— Так этот Дагнарус, король Нового Виннингэля, и есть Владыка Пустоты?

Вольфрам кивнул.

— Но какое ему дело до нас?

— Большое. Ему нужна наша часть Камня Владычества, — ответил Вольфрам.

Глаза Колоста изумленно расширились и тут же превратились в две гневные щелочки.

— Он… украл наш Камень?

— Не сам, а его подручные, — ответил Вольфрам. — Они же убили Детей Даннера.

— Ты уверен?

— Нет, — без обиняков сказал Вольфрам. — Просто мне так кажется.

— Но как нам вернуть Камень?

— Ты его не вернешь. — Вольфрам допил остатки эля. — Можешь называть это проклятием Тамароса. Или проклятием дворфов, если такое название тебе больше по вкусу. Думаю, так будет правильнее. О Камне надо было заботиться, пока он лежал в шатре. А теперь что толку?

Вольфрам встал.

— Спасибо за гостеприимство. Спокойной тебе ночи, Колост, и удачи во всем.

— Решил покинуть Сомель?

— Да. Утром.

— И ты не хочешь нам помочь?

— Мне нечем вам помочь, так чего путаться под ногами?

Колост проводил его до порога и открыл дверь.

— Жаль, что…

Он не договорил и посмотрел куда-то поверх Вольфрама.

— Ты о чем? — насторожился Вольфрам, озираясь по сторонам. — Увидел кого-то?

— Нет. Подумал о другом, вот и забыл, о чем хотел сказать. Счастливого тебе пути.

— Я тоже на это надеюсь, — признался Вольфрам.

Он пристально вглядывался в темноту улицы, но час был поздний и почти все дворфы уже спали. Вольфрам обернулся и подозрительно посмотрел на Колоста. Предводитель предводителей кланов стоял в дверях и молча глядел на него.

Вольфраму вовсе не улыбалось провести ночь в шатре с окровавленными стенами, но это было все, что он мог сделать для убитых Детей Даннера. Пусть проведенная там ночь станет и его наказанием, и его покаянием. Махнув на прощание Колосту, Вольфрам скрылся во тьме.

Колост молча улыбнулся собственным мыслям.

За Вольфрамом по темным городским улицам неотступно следовал… громадный светящийся зверь. То был серебристо-серый волк.

Вольфрам вернулся в шатер и приготовился провести в нем долгую ночь. Было довольно холодно, но огня разводить он не стал. Не хотел нарушать темноту. Он повидал сегодня достаточно, чтобы беспокоиться о каких-то там удобствах. Прежде чем уснуть, Вольфрам сел на пол и собрал вокруг себя души убитых Детей Даннера. Поскольку он никогда не видел их, то мысленно придал им черты тех, своих друзей детства. Где-то они теперь? Кого-то, подобно Гильде, уже нет в живых. А кого-то, подобно ему, вина гонит по свету.

— Вы не виноваты в случившемся, — сказал Вольфрам, обращаясь к душам Детей. — Сегодня маг Огня рассказал мне про тьму. Она чуть не задушила его. Эта тьма называется Пустотой. Похитившие Камень Владычества были порождениями Пустоты. Есть такие страшные и отвратительные существа. Их называют врикилями. Двоих мне пришлось видеть собственными глазами, и мне этого хватило. Ими движет сила Пустоты. Даже если бы все дворфы Сомеля вышли против них… и то не знаю, удалось бы дворфам помешать им. Может, да, а может, и нет. Вам не удалось.

Вольфрам вздохнул. Какое-то время он сидел молча, потом сказал:

— Вы не сумели уберечь Камень Владычества, зато уберегли более драгоценные сокровища. Вы сохранили свои души. Вы встали против врикилей, сражались с ними, и потому Пустота была не в силах захватить вас. Мы сможем обойтись и без Камня. Двести лет он лежал здесь, и никто даже не замечал этого. Пройдет еще двести лет, и дворфы забудут, что у них когда-то был Камень Владычества. А теперь спите спокойно. И не бойтесь: вам не приснятся страшные сны. Обещаю. Засыпайте, и вы проснетесь на солнечной равнине и побежите по ней. Ваш бег будет длиться вечно. И Волк будет бежать рядом с вами.

Лица Детей оставались неподвижными. Вольфрам не знал, понимают ли они его слова. Он искренне надеялся, что понимают. Ему стало легче. Наверное, потом он сразу же уснул и увидел сон. Во сне полог шатра откинулся, и на пороге появилась Гильда.

Вольфрам давным-давно изгнал из своих мыслей всякую память о ней. За эти двадцать лет он никогда не вспоминал ее лицо. И сейчас, увидев сестру, пожалел об этом. Вольфрам понял, как сильно скучал по ней все эти годы. Облик Гильды принес ему утешение. Боль никуда не исчезла из его сердца, но теперь она не была прежней, душераздирающей болью. Она превратилась в нежную грусть, согреваемую воспоминаниями о нелегкой, но счастливой поре их детства.

— Гильда, — тихо произнес Вольфрам. — Я рад, что ты пришла навестить меня. Мы давно не виделись.

— Очень давно, — согласилась она.

— Но почему ты появилась только сейчас? Почему не приходила раньше?

— Я пришла, когда ты меня позвал, братец, — озорно улыбаясь, сказала она. — Разве не помнишь? Я всегда приходила на твой зов.

— Что-то я такого не припомню, — потеплевшим голосом сказал Вольфрам. — Да мы, кажется, никогда и не расставались с тобой надолго.

— А потом расстались на двадцать лет. Я уж стала думать, что ты никогда не позовешь меня, Вольфрам.

— Но я и сейчас тебя не звал, — в замешательстве произнес он. — Я очень рад, что ты пришла, однако не помню, чтобы…