меня и за Чарльза, но всё же ближе к нему, и я злился. Даже в ссоре она выбирает его, а не своего брата! Который, между прочим, спас ей жизнь.

Меня захлёстывали обида и злость на сестру, я не мог с собой ничего поделать и так и порывался подлететь к ней и отчитать. Но за что? За то, что у неё появились друзья? За то, что она влюбилась и стала жить полной жизнью? Разве не этого я хотел, пока она болела? Разве не я желал, чтобы она поскорее вернулась в Хогвартс и продолжила учиться? Чёрт возьми, как же всё это сложно! А тут ещё и эта Саманта.

Когда Имельда объявила о том, что тренировка закончена, я с облегчением опустился на землю и стал стягивать перчатки, если их можно так назвать. От некогда качественных перчаток для квиддича остались маленькие куски ткани, еле прикрывающие ладони. Летом мне не хватило на них, потому что я, дурак, купил самую дорогую метлу, желая выпендриться. Теперь же страдал от мозолей и заноз. Плевать, куплю со стипендии.

Промозглый ветер хулиганисто залетел на поле и обдал всех присутствующих колючим холодом, от которого моя кожа вмиг покрылась мурашками, даже несмотря на разгорячённое после тренировки тело. Сизые тучи плотно затянули небо, и всё вокруг указывало на то, что вот-вот пойдёт дождь, может, даже ливень.

Я невольно подумал об Амелии. Как она будет ходить без мантии и шарфа? Помнится, тогда в Фелдкрофте, когда мы шли на станцию, она постоянно куталась в волосы. Похоже, эта растяпа потеряла шарф где-то в Высокогорье или в катакомбах, когда они с Натти искали приключения на свои задницы.

Я недовольно покосился в сторону забора, где Оминис, Натсай и Поппи о чём-то живо общались, активно жестикулируя и смеясь. Пламя ревностной злости теперь перекинулось на друга. Он меня пришёл поддержать или общаться со своей этой… придурошной?

— О чём болтаете? — я постарался скрыть недовольство, но, видимо, оно пенными волнами плескалось у меня в глазах, потому что девочки потупили взгляд и отошли на пару шагов назад.

— Мы… да ни о чём, об учёбе! Ну, нам уже пора, на ужин опаздываем. Пока! — Натсай схватила Поппи под локоть и повела прочь от поля.

Оминис растерянно помотал головой из стороны в сторону, а потом уныло и разочарованно вздохнул.

— Ты, Себастьян, как всегда вовремя! — слегка раздражённо процедил он и тоже вознамерился пойти в сторону школы, но я остановил его, потянув за капюшон мантии.

— О чём вы разговаривали? Не пытайся увиливать, я видел — у Натсай всё на лице написано. — Я подозрительно сощурился, пытаясь различить эмоции Оминиса.

— Мы обсуждали письма Амелии. Скоро должен прийти ответ. — Он сделал многозначительную паузу. — Но ты же не захотел писать.

Я разжал пальцы, которые держали капюшон, и устало потёр лоб. Да, вчера вечером они собирались у фонтана, договаривались о том, чтобы написать Амелии письма, спросить, как у неё дела, и когда она возвращается. Я наотрез отказался, потому что глупее ничего не слышал! Зачем мне писать ей письмо, если через пару дней всё смогу сказать лично? Да и вообще, о чём там писать? Пустая болтовня про учёбу, погоду и прочую чушь меня совсем не интересует, а обо всём важном лучше говорить с глазу на глаз. Да она бы и не ответила мне, может, даже читать бы не стала. Ясно же, что она меня избегает, в очередной раз только выставлю себя дураком, да и всё.

Теперь же, услышав о том, что скоро должен прийти ответ, мне нестерпимо захотелось узнать, что же она им напишет, и что самое главное, когда вернётся?

Вчера точно что-то случилось, и я всё это время не находил себе места. Вечером выловил Амита — его телескоп стоял в подсобке разобранным, готовый к чистке, и мне пришлось умолять почти на коленях, чтобы он снова его собрал и посмотрел, что произошло с Амелией.

Я ещё ни разу не видел его таким злым, как когда он, посмотрев в телескоп и проведя какие-то ещё ритуалы, убедился, что ничего не произошло, и всё совершенно нормально, кроме, как он сказал, «может быть, лёгкого недомогания»! Ничего себе «лёгкое недомогание», и это из-за него меня вчера так трясло? У Амелии разболелась голова от городской суеты, а я чуть с ума не сошёл? Какая чушь! Я разозлился ещё и на Амита, и теперь он ходил весь нахохленный, как болтрушайка, и не разговаривал со мной.

Чей-то звонкий, но чуть хрипловатый голос выдернул меня из омута воспоминаний, и я совсем близко увидел шалопайскую ухмылку Саманты, а впереди удаляющуюся спину Оминиса. Раскрыл было рот, чтобы позвать его обратно, но Дейл развернула меня к себе и, сложив руки в замок, повисла на моём плече. Я недовольно покосился на неё и продолжил убирать метлу в чехол.

Она что-то щебетала на ухо, но я даже не пытался слушать — мои мысли были полностью заняты вчерашним и этими грёбанными письмами.

Ветер с новой силой взметнул подёрнутые первой желтизной листья, и Саманта прижалась ближе, прячась от холода. Нет, со стипендии куплю Амелии мантию в Хогсмиде и какой-нибудь шарф потеплее. А перчатки попрошу у Оминиса на день рождения, благо он совсем скоро.

Сзади послышались голоса, и я повернул голову, увидев команду противника, направляющуюся к школе. Где-то в толпе семенила Анна, а за ней размашистым шагом шёл Чарльз с таким видом, будто он враг всего человечества. Похоже, парень где-то оплошал. Я ухмыльнулся и вдруг поймал пристальный взгляд зелёных глаз.

Уизли.

И чего он так смотрит? Только сейчас я в полной мере ощутил тянущую вниз тяжесть на руке.

Саманта.

Она обвилась вокруг, как змея, и щекой прижалась к плечу. Я с вызовом посмотрел на Уизли, всем своим видом приказывая ему испариться.

Точно так же он смотрел и в понедельник, когда Саманта всё-таки пришла на тренировку, ведь я, дурак, сказал, что не против! Она постоянно ошивалась рядом и в перерывах подбегала с бутылкой воды и полотенцем.

Не дай Мерлин он что-нибудь об этом взболтнул в своём идиотском письме Амелии…

***

Остаток дня я провела в кровати, отчаянно борясь с хандрой и плаксивостью, которые то и дело манили в свой плен. Вечером начался дождь, и настроение ухудшилось ещё сильнее. Я закрылась в комнате и не показывала оттуда носа, пока профессор тщетно уговаривал меня спуститься вниз и выпить