— И тем не менее!

— Мне… мне был дарован голос. — Нет нужды уточнять, когда и кем…

— Колдовской голос? Вроде того, каким вы воспользовались, чтобы укротить взбесившегося белого медведя за два дня до того?

При этом вопросе двое судей подняли головы и с интересом посмотрели на Ингри.

«Проклятие!»

— Я слышал, как это так называли.

— Вы могли бы воспользоваться им снова?

Ингри еле удержался от того, чтобы прибегнуть к колдовскому голосу немедленно: погрузить всех в зале в неподвижность и бежать… А может быть, лучше спрятать своего странно освободившегося волка в сердце так, чтобы он стал невидимым?

«Глупец, они и так его не видят».

— Не знаю.

— Если вернуться к рассматриваемому делу, — решительно заговорил священнослужитель, — имеются свидетельства, что леди Йяда осквернена духом умерщвлённого леопарда. Как учит нас храм и как это подтверждает, по-видимому, ваше видение, такое осквернение отлучает душу от богов.

— Душу умершего, — осторожно поправил его Ингри. Оба они с Йядой несли в себе духов животных, и всё же с обоими говорили боги. А вот с Болесо — нет, вдруг понял Ингри. Он собрался было объяснить, как шаманы Древнего Вилда очищали души своих павших товарищей, но вовремя одумался. Не хватало ещё объяснять судьям, откуда он об этом узнал.

— Именно. Поэтому мой вопрос, лорд Ингри, таков: если леди Йяда будет казнена по приговору суда, сможете ли вы удалить оскверняющий её дух животного, как вы это сделали для принца Болесо?

Ингри окаменел. Первое, что ему вспомнилось, были обеспокоенные слова Венсела о том, что Йяда окажется, как это делалось в Древнем Вилде, принесённой в жертву посланницей, которая откроет долину Священного древа богам. Венсел полагал, что эта угроза устранена благодаря поселившемуся в Йяде духу леопарда… Не так уж это надёжно, раз Ингри может разрушить такую защиту.

«А я мог бы».

Пятеро богов, будьте вы прокляты все вместе и поодиночке, уж не таков ли нечестивый план Сына и Бастарда?

«Уж не поэтому ли вы согнали нас всех сюда?»

Мысли Ингри путались, и он попытался потянуть время.

— Почему вы спрашиваете об этом, просвещённый?

— С теологической точки зрения тут есть тонкость, которую мне очень хотелось бы прояснить. Казнь, строго говоря, — это наказание тела за преступления, совершённые в мире материи. Вопрос о спасении души казнённого не должен решаться иначе, чем в случае любой другой смерти; если же душа окажется обречена на отлучение от богов, то это непростительный грех, который ляжет на тех, кого закон обязывает совершить казнь. Казни, следствием которой станет столь ужасное несчастье, надлежит противиться; если же такой опасности не будет — казнь может быть осуществлена. — Ответом на эти слова было общее молчание, и священнослужитель сочувственно спросил: — Вы уследили за моей мыслью, милорд?

Ингри уследил. Скрежеща когтями, его волк сопротивлялся поводку, за который его тянули.

«Если я скажу, что могу очистить душу Йяды, то предоставлю им свободу повесить её с чувством честно исполненного долга».

Если же он скажет, что не может… это будет ложью, но что ему остаётся?

— Это было всего лишь… — прошептал он, прочистил горло и заставил себя громко повторить: — Это было всего лишь видение, просвещённый. Вы ожидаете от него слишком многого.

Тёплый голос, похожий на шелест осенних листьев, пробормотал где-то между ухом Ингри и его рассудком: «Если ты отрекаешься от меня и от себя перед этой маленькой компанией, братец волк, что же ты будешь делать, оказавшись перед компанией гораздо более великой?»

Ингри не знал, покрылось ли его лицо смертельной бледностью, хотя некоторые из судей встревоженно посмотрели на него; он прилагал все усилия, чтобы не пошатнуться или, да не допустит такого Пятёрка, не потерять сознание. Прекрасное было бы подтверждение только что произнесённому им отречению!

— Хм-м, — протянул учёный священнослужитель, глядя на Ингри сузившимися глазами, — это тем не менее очень важный вопрос.

— Может быть, я упрощу его для вас? Если такой способностью я не обладаю, ваши сомнения остаются при вас. Если же обладаю… то использовать её я отказываюсь. — «Вот тебе — съешь!»

— Разве вас нельзя принудить? — В тоне священнослужителя не было угрозы — одно только чистое любопытство.

Губы Ингри раздвинулись в улыбке, которая вовсе не была добродушной; некоторые из судей инстинктивно отшатнулись назад.

— Вы могли бы попробовать, — выдохнул Ингри. Вот тогда-то, когда мёртвое тело повешенной Йяды окажется у его ног, его волк покажет, на что в действительности он способен… прежде чем самого Ингри убьют.

— Хм-м… — Учёный священнослужитель похлопал рукой по губам. Как ни странно, выражение его лица было скорее удовлетворённым, чем огорчённым. — Очень, очень интересно. — Он оглядел судей. — У вас есть ещё вопросы?

Старший судья, даже не пытаясь скрыть растерянности, ответил:

— Нет… в данный момент нет. Благодарю вас, просвещённейший, за ваши… всегда заставляющие задуматься комментарии.

— Да, — пробурчал себе под нос другой судья, — уж на вас можно положиться: всегда подкинете какую-нибудь кошмарную мысль, которая никому другому и в голову не придёт.

Блеск в глазах учёного священнослужителя сказал Ингри, что он воспринял эту жалобу скорее как комплимент.

— Тогда мы благодарим вас, лорд Ингри.

Это явно был долгожданный знак того, что Ингри может удалиться. Он поклонился и двинулся к дверям, с трудом удерживаясь от того, чтобы не побежать. Выйдя на галерею, он глубоко втянул воздух, но, прежде чем сумел окончательно прийти в себя, услышал позади шаги. Обернувшись, Ингри обнаружил, что странный священнослужитель вышел из зала следом за ним.

В качестве приветствия тощий жрец осенил себя знаком Пятёрки — быстро, но очень точно, и это явно не было для него простой формальностью. Ингри снова поклонился ему, положил было руку на рукоять меча, но счёл, что этот жест может показаться слишком угрожающим, и заложил руки за спину.

— Могу я чем-нибудь услужить вам, просвещённый?

«Например, перекинуть через перила галереи вниз головой?»

— Прошу прощения, лорд Ингри, но я только что сообразил: меня представили до того, как прибыла принцесса Фара со свитой. Я просвещённый Освин из Сатлифа.

Ингри заморгал; после мгновенного замешательства его мысли потекли в новом, совершенно неожиданном направлении.

— Освин Халланы?

Священнослужитель улыбнулся со странной растерянностью.

— Из всех моих званий это, боюсь, самое истинное. Да, я Освин Халланы, за мои грехи. Она много рассказывала мне о вашей встрече в Реддайке.