Плюхнулся на мое место, быстро прочел послание и убрал его к себе в карман. Правда, я все равно успела увидеть и прочитать непристойное слово на букву «ш».

— Садись, чего застыла, — Мильнев кивнул на свободный стул рядом с собой.

Последующие пары прошли так же увлекательно (то есть, напряженно), как и первая, с тем исключением, что ведущие их преподы еще не успели на меня взъесться. Стас, похоже, накануне сильно бухнулся головой об острый угол — другого объяснения тому, почему он вдруг решил скрасить мое одиночество, я не находила.

Ну да бог с ним. Не в моем положении крутить носом и отказываться от моральной поддержки, пусть даже такой сомнительной. На последней паре, когда я уже грезила дорогой домой, стало еще веселее. Мне написал Верстовский.

«Что это?!» — без приветствия спросил он. К сообщению прилагалось фото злосчастной записки, пребывающей в еще худшем состоянии, чем тогда, когда я ее видела в последний раз. Видимо, занятая Аделаида только сейчас добралась до декана с поклепом. А перед этим пускала над листком слезы, рвала его на мелкие кусочки и снова склеивала их друг с другом.

«Переработанный деревополотничий материал», — ответила я, надеясь, что он уловит мой горький сарказм.

«Ты ведь через двадцать минут освободишься? Сможешь подойти ко мне после пары?».

«Слушаю и повинуюсь».

«Я серьезно. Это не повод для шуток».

И я — серьезно. Если он хочет увидеть меня, то не в моем праве отказывать ему после того, как сама так отчаянно жаждала его внимания.

Но хотела ли я общества декана именно сейчас?.. Могла ли рассказать о всем том ужасе, что пришлось мне пережить, и не растерять остатки самоконтроля? Сомневаюсь. Того и гляди, взбешусь и отчебучу какое-нибудь очередное сумасбродство, за которые и полюбилась моему не сумасбродному ухажеру. Например, наору на него и обвиню в том, что он-таки добился своего и превратил мою жизнь в кошмар.

В каждой шутке есть доля правды, вот и тут — как бы радостно мне не было оттого, что у нас с Верстовским наметился прогресс, я не могла заглушить рвущуюся изнутри горечь. Ведь мои худшие ожидания оправдались.

Но если вдуматься, Вениамин в моем личном кошмаре был не так уж и виноват. Это я попала не на того Верстовского по телефону, я не смогла устоять перед его натиском и после, когда был реальный шанс покончить с ним раз и навсегда, именно я взбунтовалась и решила все вернуть на круги своя.

Так что нечего на него орать. А вот поговорить — стоит.

Прощаться после занятий мне теперь было не с кем, оправдываться за визит в администраторский корпус тоже не перед кем: к Верстовскому-старшему я отправилась с чистой совестью и тяжелым сердцем. А чтобы не нарваться на новые неприятности, сначала набрала его номер и убедилась, что «путь свободен».

Вениамин расхаживал по коридору, ожидая меня не в кабинете, а в коридоре рядом с ним. По его беспокойному взгляду я поняла: мне не надо ничего объяснять, он и так уже все понял.

— Рита!.. — с чувством сказал он и, приобняв меня за плечи, отвел к себе.

Я старалась не смотреть на него лишний раз и «держать лицо». Подошла к книжному шкафу с десятками интереснейших книг и необычных сувениров, которые он, наверное, привозил из далеких заморских стран на протяжении десятка лет — столько, сколько работает в литературном… Отвернулась от мужчины и занялась внимательным созерцанием содержимого, кусая губы.

— Как это произошло? — он встал рядом и положил руки мне на плечи.

— Юля видела нас обнимающихся. Когда мы в прошлый раз выходили из вашего кабинета…

— «Твоего» кабинета, Марго. Я же просил, — мягко укорил он и развернул меня лицом к себе. Приподнял подбородок вверх, заставив посмотреть в глаза. — То есть, Гарденина?..

Верстовский не договорил. Наверное, не хотел произносить свою ужасную догадку.

— Разболтала всем. Скорее всего, это была она, — выдержка стремительно покидала меня. Голос задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Студенты восприняли новость не очень…

— Мне так жаль, — декан глубоко-глубоко вздохнул и обнял меня, крепко прижав к себе.

И, прислоненная к его груди, такой широкой, крепкой, спокойной, я разрыдалась. Прикосновение сильных мужских рук, дарящих чувство безопасности, поддержки и сочувствия, способных закрыть от любых невзгод, было таким нежным и в то же время непоколебимым, что меня растопило от горя, нежности и благодарности.

Слезы лились сплошным потоком, оставляя на его рубашке мокрые следы, я содрогалась, плакала и икала. Ноги начали подгибаться, и в какой-то момент он сел на стул и усадил меня к себе на колени, гладя по голове, целуя мои волосы и щеки, тихо говоря что-то успокаивающее. О том, что покарает всех моих обидчиков, отправив их на пересдачу в летнюю сессию, что любит меня и потому мы обязательно со всем справимся…

Вот тут мои слезы прекратились, а уши будто встали торчком. Мне захотелось отмотать время назад и вместе рыданий заняться более важным делом — прислушаться к тому, что же говорил Верстовский.

Или это была галлюцинация, или он секунду назад обмолвился о том, что… ЛЮБИТ МЕНЯ?!

40. В опере

У бурных чувств неистовый конец,

Он совпадает с мнимой их победой.

Разрывом слиты порох и огонь,

Так сладок мед, что, наконец, и гадок:

Избыток вкуса отбивает вкус.

Не будь ни расточителем, ни скрягой:

Лишь в чувстве меры истинное благо.

("Ромео и Джульетта, У. Шекспир)

— Что-что вы сказали минуту назад? — я вытерла слезы и подняла на декана заплаканные глаза.

Верстовский понял, что попался. Он спустил меня на пол и отошел в сторону, рассматривая большое влажное пятно с подтеками туши на рубашке.

— О чем ты? «Мы» тебе ничего не говорили, Красовская, — прохладно заявил он.

— Нет, говорили… То есть, говорил, — я подошла к нему и робко взяла за руку. — Ты сказал про любовь вроде?

— Возможно.

— Но это же бред! — случайно вырвалось у меня. Я даже закрыла рот рукой, желая вернуть сказанное назад. Не очень хорошая реакция на признание в чувствах…

— Бред, — согласился отец Ромки и, взяв за вторую руку, развернул к себе. — Поэтому не жду, что ты скажешь тоже самое.

Мы помолчали, глядя друг другу в глаза. Наверно, мы еще никогда не смотрели ТАК: со спокойным, радостным, немного смущенным узнаванием, угадыванием в душе у партнера своих тайных надежд. На это просто не было времени, удачного случая. По сути, ничего не