Прошло несколько дней — никто не возвращался к этой теме. Бакатин позже мне объяснил причину. Тогда уже ни одно назначение на сколько-нибудь крупный государственный пост не проходило без Ельцина, а он отдыхал на юге. Бакатин позвонил ему — Ельцин вначале колебался, но, по словам Вадима, он его уговорил.

У меня не было никаких оснований считать, что Борис Николаевич ко мне относится негативно, но причину его колебаний я понимал — был в «команде Горбачева», не принадлежал к окружению Ельцина, а в то время на ведущие посты расставлялись люди, которые работали с ним раньше.

Виталий Игнатенко вспоминает:

— Назначение в разведку для самого Примакова было, мне кажется, неожиданным. Но для того времени оно было крайне необходимым. Для страны это было нужно. Ему так и представили: вы идете туда, потому что это нужно стране. Разведчики, которые этому сложному и опасному делу отдали много лет, в нем души не чаяли. Я слышал, что они самого высокого мнения о его уровне профессиональном и человеческом…

Академик Александр Яковлев тогда был ближайшим советником президента Горбачева. Он говорил в медленной своей манере, очень точно подбирая слова:

— Назначение Примакова было логичным. Михаил Сергеевич хотел, чтобы после Крючкова эта сфера была надежна, чтобы там обмана не было. Там многое строилось на обмане и на лжи. А Примаков врать не будет. Это Горбачев знал…

Примаков сказал друзьям, что воспринимает разведку как аналитическую работу и станет руководить службой так же, как он руководил академическим институтом.

— Это верно, — согласился Александр Яковлев, — Примаков привнес в разведку научный подход к анализу. В оперативном деле он мало что смыслил. Но как аналитик он в разведке оказался на месте.

В самой разведке об уходе Шебаршина сожалели прежде всего те, кто был с ним связан. Профессионалы говорят, что он был сильным информационщиком, то есть умел осмыслять и интерпретировать добытую информацию.

Появление Примакова стало для обитателей Ясенева полной неожиданностью. Сначала насторожились, но страха не было: учитывали его научный опыт, занятия внешней политикой — так что надеялись, что академик все-таки не вовсе чужой для них человек.

— Когда он сюда пришел, отношение к нему было сдержанновыжидательное, хотя и доброжелательное, — вспоминает Татьяна Самолис, которая была пресс-секретарем директора Службы внешней разведки. — Хотя нет, сначала — просто сдержанно-отчужденное. И слово «академик» произносилось с сомнением, пробовалось на вкус, что оно значит. А потом… Здесь все очень быстро происходит, в разведке работают умные люди. Они знают цену информации и умеют ее получать. Информация о Примакове добывалась очень быстро.

Во-первых, внутри самой разведки были люди, которые его знали — кто-то в молодые годы, еще по институту — вместе учились, кто-то знал его всю жизнь — еще со времени работы в арабских странах, кто-то сталкивался потом, когда он работал в академических институтах и проводил симпозиумы, конференции, ситуационные анализы, в которых разведчики принимали участие… Кто-то знал Примакова по загранкомандировкам: когда Примаков приезжал в какую-то страну, резидентура ему помогала — давала машину, переводчика. И через короткое время разведчики пришли к выводу, что им повезло: в это революционное время он не даст их затоптать. А опасность такая была. КГБ делили, и разведку хотели растащить республики.

Примаков знал ответ на главный вопрос: а нужна ли вообще разведка?

Сейчас этот вопрос звучит как-то наивно. Но в то время горячие головы говорили — нас любит весь мир, зачем нам разведка? Надо ее сейчас же прикрыть. Да и денег на это нет, бедноватая страна… Потом, лет через пять — семь, станем на ноги — мы же думали, что быстро экономически окрепнем, — и тогда откроем разведку.

Примаков хорошо понимал, что разведку нельзя, как дверь, то открывать, то закрывать. Она или есть, или ее нет. Если она когда-нибудь понадобится — хотя бы через двадцать лет, она должна существовать сегодня. Вот это он точно знал: он сделает все, чтобы разведка существовала. И за это, когда Примаков уходил, люди его благодарили.

А как отнеслись тогда к неожиданному назначению Примакова президенты — тогда их еще было двое: Г орбачев и Ельцин?

— Горбачев сразу согласился, — сказал Бакатин. — А Ельцин долго не хотел Примакова. Ельцина пришлось убеждать.

Бакатин на мгновение замолчал, показывая, что разговор с президентом России был непростым. В тот момент Бакатин был куда более влиятельным политиком, чем Примаков. Бакатин был на виду, страна следила за каждым его шагом, газеты цитировали любое выступление, а Примаков ушел в лес, как именовали штаб-квартиру разведки, и надолго исчез из поля зрения. Это и спасло его политическую карьеру, хотя не только это.

Когда Вадима Викторовича Бакатина назначили председателем Комитета государственной безопасности СССР, обсуждались разные планы — от радикальной идеи распустить КГБ и создать совершенно новую спецслужбу с ограниченными функциями до осторожного предложения ограничиться косметической реформой комитета. Бакатин выбрал нечто среднее. Его реформа органов государственной безопасности оказалась вполне жизнеспособной.

Бакатин передал войска КГБ Министерству обороны. Это были те несколько дивизий, которые с дальним прицелом — на случай чрезвычайного положения — забрал у армии Крючков (103-я Витебская воздушно-десантная, 75-я Нахичеванская мотострелковая, 48-я мотострелковая, 27-я отдельная мотострелковая бригада).

Пограничные войска тоже вышли из КГБ, был создан самостоятельный Комитет по охране государственной границы. После распада СССР Ельцин включил пограничников в состав Министерства безопасности России. В 1993 году они опять получили самостоятельность, и была образована Федеральная пограничная служба. А при Путине пограничников вернули в состав ведомства госбезопасности.

Службу охраны (бывшее девятое управление, которое заботилось о членах политбюро) подчинили непосредственно президенту Горбачеву. При Ельцине были созданы два ведомства — Служба безопасности президента и Главное управление охраны, которое охраняло остальных государственных чиновников. Затем обе службы объединили в единую Федеральную службу охраны Российской Федерации.

Управление правительственной связи, восьмое главное управление (обеспечение безопасности собственных секретных переговоров и расшифровка чужих) и 16-е управление (перехват радио-и телефонных переговоров) тоже изъяли из состава КГБ и объединили в Комитет правительственной связи при президенте СССР. С 1993 года это ведомство называлось ФАПСИ — Федеральное агентство правительственной связи и информации при президенте России.

Президент Путин расформировал ФАПСИ накануне второй иракской войны. Первоначально президент сказал, что ФАПСИ поделят Федеральная служба безопасности и Министерство обороны. На самом деле Главному разведывательному управлению Генштаба ничего не досталось. Бывшее третье главное управление (радиоэлектронная разведка) ФАПСИ поделили Служба внешней разведки и ФСБ. Федеральной службе безопасности достались также войска радиоэлектронной разведки и второе главное управление (безопасность связи, дешифрование и криптография).