взяла, даже не открывая, потому что уже чувствовала себя ужасно оттого, что проявляла высокомерие и снобизм. И еще набор дивиди-дисков с документальными фильмами о бейсболе Кена Бёрнса и Линн Новик – это она, возможно, даже посмотрит вместе с сыном. В подарочную упаковку все завернули прямо на кассе.

По пути к выходу Грейс заметила книги о браке и семейной жизни и почувствовала, как замедляет шаг. Она заставила себя посмотреть на них внимательнее. Несколькими годами ранее Грейс остановилась у такого же стеллажа в Верхнем Ист-Сайде, чтобы подыскать нечто полезное для своих пациентов и не только. Книги о том, как пробудить страсть у желанного мужчины. Вытянуть у него приглашение на свидание, привязать к себе и склонить к свадьбе. То есть нагородить массу преград на пути к собственному счастью. Сколько заблуждений. Сколько вредных советов. Где же холодный рассудок, с помощью которого женщина выбирает себе, например, бюстгальтер («нигде не жмет, сидит хорошо») или собаку («вот эта порода моему стилю и ритму жизни подходит лучше всего»)? Разве к выбору будущего спутника жизни не стоит подходить столь же практично? Разве при выборе мужа нужно не считывать то, что написано открытым текстом, а выдумывать какие-то радужно-туманные толкования?

И раз за разом читательницы всех этих книжек о том, как заполучить и привязать к себе кого-то, приходили к ней в кабинет и признавались в своих провальных ошибках, сетуя на разбитую жизнь. Им казалось, что они неверно заполучали и неправильно привязывали. Муж, скорее всего, флиртует с другими женщинами оттого, что она потолстела. Холодность мужчины по отношению к своему маленькому ребенку (к родным жены, ко всем ее подругам и, в конечном счете, к ней самой) вызвана тем, что она отказалась от заманчивого повышения на работе и, наверное, перестанет быть достойной женой, если они заведут второго ребенка. Женщины сами виноваты во всем. В преступлениях, реальных или мнимых. Это они недостаточно задумывались, недостаточно старались и слишком мало от себя требовали. Словно самолет рухнул на землю лишь потому, что сидевшие в салоне женщины перестали махать руками.

И самое худшее, размышляла Грейс, стоя в отделе «Семья и семейные отношения», состоит в том, что они действительно виноваты – только вот истинную причину этой вины не видят. Они не неверно заполучали и не неверно привязывали. Причина в том, что они изначально выбрали неверный путь. Вот в чем главное. И в какой же книге об этом говорится?

Свои заметки (которые потом лягут в основу книги) Грейс начала записывать довольно осторожно и неуверенно. Как-то раз, когда назначенный пациент не смог явиться на сеанс, у нее вдруг появился незапланированный час свободного времени. Предыдущая пара ушла разъяренной, и кабинет еще продолжал дрожать от напряжения и полной бесполезности высказанных увещеваний. В этот внезапно выпавший ей час передышки Грейс села за стол и написала нечто вроде манифеста о состоянии своей профессии, очень сожалея, что психоаналитики, казалось, не желали вслух заявлять об очевидном (или вообще не видели очевидного). Сколько раз они выслушивали бесконечные потоки жалоб мужей или жен на их повседневную жизнь и при этом думали: «Но вы же об этом давно знали». Знали, уже когда познакомились или начали встречаться. По крайней мере, ко времени помолвки – абсолютно точно. Вы знали, что он в долгах: это вы оплатили его задолженность по кредитной карте! Вы знали, что, выходя вечерами из дома, он всегда напивается. Вы знали, что он считает вас ниже себя по интеллекту, потому что он окончил Йельский университет, а вы – всего лишь Массачусетский. А если вы не знали, то надо было разузнать и задуматься, потому что все было яснее ясного даже в самом начале ваших отношений.

Для пациентов Грейс поезд давно ушел: когда доходило до обсуждения в кабинете психоаналитика, то взаимоотношения оставалось уже только принять как данность. Но у ее читательниц еще был шанс осмотреться и призадуматься. Вы сможете узнать и разглядеть все с самого начала, если будете внимательны, если станете приглядываться, прислушиваться и анализировать. Вы сможете это узнать, а затем критически использовать свои знания, даже если он вас любит (или ему так кажется), даже если он называет вас своей избранницей, даже если обещает сделать вас счастливой (чего, наверное, не может ни один человек в мире).

И Грейс сама хотела поведать эту истину женщинам.

«Потому что я такая компетентная и знающая», – пожурила она себя.

Как любой из принадлежащих к пишущей братии, страстно желающий и стремящийся подняться над толпой простых смертных и громогласно донести свои идеи до благодарного народа, Грейс думала: «Да здравствуем мы! Да здравствую я!»

Ну вот, все и кончилось.

По дороге домой с пакетом продуктов для праздничного стола и подарками для Генри, Грейс так крепко вцепилась в руль, что заныла спина. На улице стало еще холоднее, и она напряженно следила за дорогой, высматривая смертельно опасные полосы наледи. Лед сплошным слоем покрыл дорогу сразу за поворотом на Чайлд-Ридж, связывавшую почти все расположенные на берегу озера дома. Одолев ее почти на черепашьей скорости, Грейс подняла глаза и увидела стоявшего у почтового ящика мужчину. Позади него был каменный коттедж, скорее всего, тот самый единственный обитаемый в это время года дом у озера, и даже желание Грейс побыть в полном одиночестве не устояло перед чисто практическим соображением. Наверное, очень даже неплохо установить соседские отношения с единственным человеком в округе, обитавшим в разгар зимы в здешней глуши.

Он поднял руку, Грейс осторожно затормозила.

– Здравствуйте! – поприветствовал он ее. – Я так и думал, что это вы.

Грейс опустила стекло на пассажирской двери.

– Здравствуйте, – ответила она. Голос ее прозвучал как-то неестественно радостно. – Я – Грейс.

– О, я знаю, – отозвался он. На нем был длинный пуховик, очень поношенный, в нескольких местах из дырочек торчали перья. Мужчина казался ее ровесником, может, чуть постарше, его очень короткие волосы уже поседели. В руках он держал почту: газеты, рекламные листовки, письма. – Лео Холланд. Мы вашу маму с ума сводили.

Грейс рассмеялась, удивившись своему смеху.

– О господи, вот уж точно. Простите меня, бога ради.

Надо же – она извинялась за свою маму через несколько десятков лет после тех событий. Марджори Рейнхарт так и не забыла те летние месяцы, когда домик ее родителей был единственным на побережье. Мальчишки с дальней окраины своими моторными лодками и водными лыжами так ее доводили, что она регулярно разносила послания с просьбой не шуметь. Возможно, опускала их именно в этот почтовый