— Да ну? — удивился Сидни. — Ты ведь немец, а немцы — раса воинов.

— Говорят, да, и, верно, во мне сто процентов немецкой крови, но на войну мне наплевать. И отцу тоже. У меня двое дядьев на Гражданской войне были, а еще раньше какие-то родичи участвовали в революционной.

— На какой стороне?

— На обеих. Кто-то по материнской линии, кто-то по отцовской.

— Нет-нет, я о другом. По какую сторону баррикад? Континентальная армия Вашингтона или гессенцы — наемники англичан?

— Ах вон оно что. Может, и были гессенцы среди моих родичей, точно не скажу. Но я сейчас о тех, кого немного знаю. Они сражались на стороне колонистов. И если тебя интересует, на чьей я стороне в этой войне, уж не на германской ли, не надо заниматься моей генеалогией. Лучше прямо спросить.

— Хорошо. Так на чьей?

— Не на германской. Если Германия и другие страны — враги Соединенных Штатов, то нет, я не на их стороне. Вот если бы немцы сражались ну, допустим, с итальянцами, тогда я был бы за них, так же как за Йель против Гарварда. Ну может, не так же, поспокойнее… А я что, Сидни, под подозрением? Похоже, что так.

— Ну что ты. Признай, однако же, что к войне ты довольно равнодушен.

— А чего ты ожидал? В Национальную гвардию, когда начались военные действия в Мексике, я не попал. Это можно было предвидеть, и все же я попытался, просто так, на всякий случай.

— Ну да, тут тебе вряд ли что светило.

— Вот-вот, и я о том же и никаких аплодисментов за предпринятую попытку не жду. И все же сунулся, чтобы потом не было разговоров. — Сверкнула молния, друзья замолчали в ожидании удара грома. Пол грузно переменил позу, скрестил ноги и потер лодыжку. — Пожалуй, вот что тебе стоит усвоить, Сидни: мои предки расселились в этих краях, и по прошествии ста лет их именами стали называть городки и селения еще до того, как Тейты только задумались о переезде из Англии. Даже больше ста, скорее двести. Девичья фамилия моей матери — Альбрехт. Нынче вечером я дам тебе книгу — семейную историю Альбрехтов. Полистай перед сном, весьма поучительно. Насчет Колдуэллов ничего не скажу, пожалуй, мы осели здесь позже их, но если завтра у тебя будет время, можно съездить кое-куда, я б показал семейные надгробья с датами жизни и смерти.

— Я понял, Пол, — улыбнулся Сидни. — Извини.

— Ладно, покончим с этой чушью. Я тоже хорош. Расхвастался родословной перед тобой вместо того, чтобы сорвать злость на каком-нибудь сукином сыне, который и ответа-то не заслуживает… Какие планы на вечер?

— Да просто поболтал бы с тобой. А вообще не думал, — сказал Сидни. — Тихо-то как здесь.

— Поболтать — отличная идея, но, если хочешь, можно было бы организовать пару столов в бридж или в покер сыграть… Да, между прочим, ты ведь вроде не член масонского клуба?

— Нет.

— Сегодня в «Святыне» покер, но там строго — пускают только членов.

— Вроде бы жарковато для покера, а?

— Пожалуй, даже вентиляторы не очень помогают… Ладно, не хочу тебя сбивать с пути истинного, к тому же и для этого дела сегодня жарковато, но можно поехать в Ридинг, по дороге освежиться, а там кто знает? Может, и развлечемся. В конце концов, слишком жарко для таких забав не бывает.

— Ладно, посмотрим, как после ужина настроение будет.

— Я две недели провел с родителями, так что вполне созрел для амурных утешений.

— Давай сменим тему, идет миссис, как ее там, — остановил его Сидни. — Под дождем освежимся.

— Ужин будет готов через пять минут, — послышался из-за стеклянной двери голос миссис Лихтенвальнер, — так что не угодно ли молодым людям вымыть руки?

— А на ванну уже времени нет? — осведомился Пол.

— Раньше было, а теперь нет. Вовремя надо думать, вместо того чтобы болтать. Я приготовила творожники, а они ждать не будут, пока вы там плещетесь. Не знаю, как вы, мистер Тейт, но Пол меньше часа в ванне не проводит. Бедняжка, мылиться-то ему сколько приходится.

— Да, когда она меня намыливала, — с непроницаемым выражением проговорил Пол, — мы славно время проводили, но теперь у нее кто-то другой появился.

— Замолчите, Пол Райхельдерфер, что это вы такое говорите, — запричитала миссис Лихтенвальнер. — В последний раз я вас мыла в трехлетием возрасте.

— Да будет вам, перед Сидни нет нужды притворяться, он все мои тайны знает.

— Все до единой, — подтвердил Сидни.

— Ну вот, и вы туда же, мистер Тейт. А ну как кто-нибудь услышит, Ламар или кто еще. Поднимайтесь в ванную, живо.

Поговорить за едой друзьям не удалось — став у кухонной двери со сложенными на груди руками, миссис Лихтенвальнер повествовала о заботах прожитого дня, о разговоре с недавно нанятой служанкой (которой не было разрешено подавать еду), о текущем ремонте дома — и все в мельчайших деталях.

— Вы сегодня поздно вернетесь, Пол? В церкви служба, я буду дома около девяти, дверь запирать?

— Да, миссис Лихтенвальнер, скорее всего мы задержимся. Может даже, загуляем до завтра. Не исключено, что поедем в Ридинг, разомнемся кое-где.

— Право, мистер Тейт, он думает, что водит меня за нос такими речами. Говорит ужасные вещи, да так, что они кажутся еще более ужасными, и, видно, я должна считать, что раз они такие ужасные, то он на них не способен. Но знаете, что я вам скажу — вполне способен. Ими-то он и занят, а думает, что провел меня. Да ни за что. Я слишком долго живу на свете. И знаю мужчин, с которыми он проделывает эти делишки. Я по именам могу их назвать. Бездельники из «Святилища», бездельники из бильярдной.

— А нынче прибавится еще и бездельник из Форт-Пенна, — подхватил Пол.

— Ну уж нет. Только не мистер Тейт. Когда женат на такой женщине, как миссис Тейт, на других не заглядываются. Я слишком долго живу на свете.

— Ладно, Сидни, пойдем-ка лучше, а то она вконец испортит нам вечер. — Пол делал вид, что игра продолжается, но все трое понимали, что разговор вышел за пределы соленых шуточек. Пол и Сидни встали из-за стола, пожилая женщина слегка поклонилась и пожелала им доброй ночи с выражением, в котором читались одновременно осуждение и мольба.

Мужчины вернулись на веранду. По дороге Пол прихватил из буфета бутылку французского мятного ликера. Он бросил в бокалы по кубику льда, разлил ликер, и оба раскурили сигары. Дождь кончился, воздух посвежел.

— Я рассказывал тебе про нее? — осведомился Пол.

— Ты имеешь в виду ее прошлое? Нет.

— Ее мужа убили, дай подумать, тридцать или даже больше лет назад. Точно, больше. Я это помню по слухам. Он похаживал к какой-то женщине здесь, в городе, к жене железнодорожника, ну, муж застукал их у себя дома и разрядил оба ствола, впрочем, может, двустволок тогда еще не было. Так или иначе, он застрелил их, а потом и себя. То ли она ждала ребенка, то ли ребенок уже родился. Короче, он не выжил.