Во главе стола подавали кларет и французскую еду, далее — говядину и баранину, а в самом дальнем («нижнем») конце ставились бараньи головы и эль. Ежедневно в замок завозили огромное количество еды в расчете на целую толпу, но вся она уничтожалась еще до полуночи — так что опоздавшим ничего не оставалось. Ловат правил на манер феодального лорда, и нередко можно было наблюдать, как провинившиеся висят на садовых деревьях, подвешенные за пятки.

Многие упрекали лорда Ловата в том, что он окружил себя поистине варварским богатством и блеском. Несмотря на это, сам он слыл чрезвычайно образованным и культурным человеком. Письма, которые он отправлял из замка Дун сильным мира сего, отличались изысканностью и теплотой. Можно смело утверждать, что в свою эпоху лорд Ловат был главным экспортером такого товара, как «лесть». Даже к сэру Джону Коупу он обращался не иначе как «мой дражайший генерал»! Стоит ли удивляться, что этот человек играл с правительствами, как кошка с мышкой. Свою библиотеку в замке Дун он превратил в своеобразный мозговой центр, откуда правил людьми и событиями.

По мере того как власть Ловата укреплялась, а положение упрочивалось, он был склонен переоценивать прошлые взгляды и поступки. В частности, злополучная женитьба на вдовствующей леди Ловат теперь ему виделась легкомысленным поступком, так сказать, грехом молодости. Без малейших сожалений он освободился от несчастной женщины и женился на Маргарет, дочери Людовика Гранта из Гранта. Когда от этого брака родился сын, крестным отцом к нему был приглашен сам король Георг I!

Однако на том матримониальная история Ловата не закончилась. В третий раз он женился, будучи уже совсем старым. Дабы устроить этот брак, ему пришлось немало потрудиться. Дело в том, что Ловат вознамерился породниться с герцогами Аргайлами. Предвосхищая методы современных радиоведущих, он послал мисс Примроуз Кэмпбелл, дочери Джона Кэмпбелла из Мамора, послание с просьбой срочно явиться по указанному адресу в Эдинбурге, где ее дожидается якобы опасно больная мать. Мисс Кэмпбелл поспешила в столицу, но вместо больной матери нашла Ловата, который огорошил ее весьма неприятной информацией. Оказывается, дом, куда ее заманили, широко известен в Эдинбурге как место с весьма дурной славой. И теперь, дабы спасти свою репутацию, ей следует как можно скорее выйти замуж за лорда Ловата. Бедной обманутой девушке ничего не оставалось, кроме как принять предложение. Она прожила с Ловатом достаточно долго, чтобы родить от него сына, после чего покинула нелюбимого мужа.

Когда разразилось восстание 1745 года, лорд Ловат — самый влиятельный властелин Северной Шотландии — был уже 78-летним стариком, страдавшим от подагры и ревматизма. Однако физическая немощь не ослабила его ума, который оставался острым, точно бритва, и не изменила его характера — о коварстве и хитрости этого человека по-прежнему ходили легенды. Хотя со временем Ловат довел свое искусство интриги до совершенства, но, как говорится, и на старуху найдется проруха. Похоже, удача отвернулась от него, и старый лис в кои-то веки ошибся — поставил не на ту лошадь. Еще в 1737 году он встал во главе якобитской группировки глав кланов, которые плели нити заговоров с целью реставрации монархии Стюартов. Естественно, Ловат хранил в тайне свои воззрения и внешне разыгрывал из себя вернейшего слугу Ганноверской династии на севере Шотландии. Однако власти проведали о его подпольной деятельности и лишили должности шерифа. Ловат пришел в совершенную ярость и теперь, уже не скрываясь, принимал у себя шпионов и якобитских агентов. Победа под Престонпэнсом сыграла решающую роль: Ловат поверил, что принц Чарли выиграл войну. Забыв об осторожности, он скинул с себя маску верного слуги правящего режима.

И вот представьте, как беспомощный старик (а он в то время был уже не способен передвигаться без посторонней помощи) сидит в гортулегском доме одного из членов клана и дожидается известий из Куллодена. Внезапно вся долина заполнилась скачущими всадниками. У нас сохранились свидетельства одной дамы, которая присутствовала в том же доме. При виде всей этой массы конников, мчавшихся по улицам Гортулега, она впала в некую суеверную оторопь. Ей показалось, что это какие-то сказочные существа, и дама не отрываясь смотрела в окно. Она боялась, что стоит моргнуть, и волшебное видение исчезнет. Увы… Для принца Чарльза это было вовсе не видение! И старый лис Саймон Ловат сразу же распознал мрачную реальность происходящего. Однако он не спешил отчаиваться. По его приказу слуги соорудили некое подобие носилок и перенесли хозяина через холм и далее — почти семьдесят миль по долине, к истоку Лох-Аркайг. Здесь Ловат — единственный из всех якобитских вождей — разработал план. Если бы его удалось реализовать, это, возможно, спасло бы кланы от полного поражения. Схема была проста и не раз в прошлом использовалась горцами: на холмах собирается, скажем, трехтысячная армия, причем каждый клан обеспечивает определенную квоту, и таким образом осуществляется ротация в войсках. Идея настолько понравилась лорду Мюррею, что он предложил всем вождям подписать традиционный договор, однако Ловат и тут умудрился отвертеться: уж он-то знал, как важно не оставлять письменных доказательств!

Положение его и так было незавидным. Открыто выступив на стороне якобитов, он отрезал себе все пути к отступлению. А герцог Камберленд сжег за это его замок. Старый хитрец готовился перебраться в надежное укрытие, которое, по его словам, «будет защищать сотня преданных людей — так что оно устоит против всех солдат, которых король Георг сумеет набрать в Шотландии». Убежище, о котором говорил лорд Ловат, находилось на острове посреди озера Лох-Морар. Поэтому он бережно разместил свое тучное и болезненное тело внутри паланкина и отдался на волю носильщиков из числа мужчин клана, которым предстояло перенести его с Лох-Аркайга на Лох-Морар. Однако, как выяснилось, укрытие оказалось не таким уж и надежным. Вскоре на озере объявился английский мановар, к острову отправили лодку с солдатами. Старый Ловат спрятался в дупле старого могучего дерева. Но один из солдат случайно заглянул в трещину в коре и, к своему изумлению, увидел чьи-то колени, укутанные шерстяным пледом. Старика немедленно извлекли из его убежища, а вместе с ним и кубышку с 6 тысячами золотых гиней.

Пленника снова погрузили на носилки и доставили в Форт-Уильям. Однако старый хитрец не думал сдаваться даже в этих, казалось бы, безнадежных обстоятельствах. Внутри изнуренного тела все еще горела жажда жизни, и лорд Ловат решил воспользоваться последним шансом. Он отправил письмо герцогу Камберленду.

«Я помню наши совместные прогулки в парках Кенсингтона и Хэмптона, — писал он в своих лучших традициях. — Мне не раз доводилось брать на руки Ваше Королевское Высочество, дабы передать Вас в объятия Вашего августейшего деда, который, помнится, был без ума от Вас и от юной принцессы».

На сей раз Ловат просчитался. Если он надеялся при помощи детских воспоминаний смягчить сердце герцога Уильяма, то его ждало жестокое разочарование. Тем не менее он продолжал:

«Что я еще могу сказать в столь прискорбных обстоятельствах, в каких оказался по воле злой судьбы? Только то, что всецело надеюсь на Ваше великодушие и сострадание. И если бы Ваше Королевское Высочество предоставили мне возможность припасть в Вашим ногам, то уверяю, я сумел бы доказать, что могу еще оказаться полезным королю и правительству. И речь идет не просто об уничтожении сотни таких же слабых и немощных стариков, как я. Весь я — с моими больными руками, ногами и коленками — был бы в Вашем распоряжении».