Неясно различаемый силуэт исчез из поля зрения, очевидно спускаясь вниз по лестнице. Контуры фигуры весьма напоминали миссис Уилсон. Но как же так? Миссис Уилсон находится в тюрьме. С другой стороны, когда Элпью была уверена, что Подлец надежно заперт в тюрьме, он оказался очень даже свободен и гонялся за ней по Ньюгейтскому рынку. Кто знает, каким хитроумным способом эта женщина могла бежать или освободиться? Теперь, обдумывая все происшедшее, Элпью вспомнила, как Коули рекомендовал ей не тревожиться за миссис Уилсон. Возможно, он знал, что она ждет его за занавеской прямо у него в кабинете? Может, он был прав, и эта женщина страшнее, чем Элпью всегда считала, и, убив двух человек, запросто убила и Коули… А теперь? Собственное будущее показалось ей малообещающим.

Спеша по коридору, Элпью решила постучать в одну из множества дверей, мимо которых пробегала, но все, кто мог бы находиться здесь днем, наверняка уже ушли. Коули как раз волновался, что останется последним.

Добежав до верхней площадки лестницы, Элпью остановилась и прислушалась. Тишина. Подобрав юбки, она заторопилась вниз. Это была каменная винтовая лестница с очень неровными ступенями, и бежать по ней было нелегко. Элпью начала перепрыгивать разом через три ступеньки и, хватаясь для равновесия за стену, уронила носовой платок.

В тот момент, когда она нагнулась, чтобы поднять его, из маленькой ниши с молниеносной скоростью высунулась рука и схватила Элпью сзади за шею. Сыщица потеряла равновесие и зашаталась на краю ступеньки. Вторая рука схватила ее за горло спереди и потянула вверх с такой силой, что оторвала от земли. Элпью извивалась и пиналась, но хватка только усиливалась. Она начала задыхаться и ничего не видела — женщина напала на нее сзади. Элпью со всей силы навалилась на преступницу, заставив ее тоже потерять равновесие, поскольку та, видимо, опиралась на подоконник маленького готического окошка во внешней стене. Женщина продолжала держать Элпью за горло, но под весом сыщицы они не устояли на ногах и вместе покатились вниз по лестнице, виток за витком, задевая за грубые стены, молотя руками и пересчитывая ребрами истертые каменные ступени.

Борясь с женщиной, Элпью вцепилась ей в волосы. Они слетели и покатились вниз впереди них. Это оказался парик.

По-прежнему сражаясь, обе они со стуком приземлились на деревянный пол у подножья лестницы. В плотной темноте ничего нельзя было разглядеть. Элпью, моргая, протирала глаза. Тьма казалась осязаемой — словно на глаза ей давил черный войлок. Затем в щеку Элпью впечатался кулак. Она перекатилась на бок, стараясь защититься. Женщина перевалилась через нее и бросилась прочь.

Пытаясь не обращать внимания на боль в щеке, Элпью поднялась и снова устремилась в погоню.

Пигаль оставила купленных мартышек в карете под присмотром кучера и пошла за графиней. Та ясно дала понять, что они не могут отпустить ребенка, не ознакомившись с его жилищем.

Клиентура борделя, расположенного на первом этаже, черте что вытворяла на лестнице. Графине пришлось, не спрашивая разрешения, перебираться по ступенькам через пару in fragrante. Когда она одолела последний лестничный марш таверны «Большой кубок», Пигаль, тяжело дыша, стояла наверху.

— Похоже на восхождение на Маттерхорн,[83]нет?

Мустафа улыбнулся. Он к этому привык.

В руках у него громоздились свертки со всеми мыслимыми сластями, а еще пакеты с жареными орехами, имбирными пряниками и тортом с пряностями. Графиня сжимала в руке большую бутылку бренди.

Мустафа открыл разбитую дверь и стоял теперь в темной комнате, показывая на маленькую дверцу.

— Моя мать там. Но я обещал, что никто ее не увидит.

Графиня с порога оглядела кошмарное помещение и, пригнувшись, вошла. Это была не комната, а уже сам чердак. Поперек стропил лежали доски. Часть черепицы отсутствовала, и графиня ясно увидела мерцавшие в небе звезды. Даже тусклый свет ночного неба, единственное здесь освещение, не мог скрыть того факта, что Мустафа и его мать делили это помещение с крысами и голубями. Мебелью служила какая-то рухлядь, которую, должно быть, принесли со свалки.

Скрипнув доской, графиня присела, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка.

— Это твой дом?

Мальчик кивнул.

— Я бы хотела тебе помочь, — прошептала она. Встав на колени, Пигаль ущипнула арапчонка за пухлую щечку, совершенно влюбленная в его искрящиеся карие глаза.

— Ты и твоя мама. Если вы пегеедете в мой дом, у вас будут большие комнаты и деньги. — Она невольно поежилась. Холод тут стоял ужасный. — Тебе будет тепло. У тебя будет вкусная еда.

— Но мы скоро разбогатеем, — весело сказал мальчик, поддержав заговорщицкий тон. — Как только родится ребенок и мой дядя раздобудет нам денег.

Графиня подумала, что настала пора еще раз задать важный вопрос.

— Мустафа, а что случилось с той дамой, у которой ты служил раньше? Это очень важно. Ты должен мне сказать.

Мальчик озадаченно наклонил голову набок.

— Нет никакой дамы.

Графиня улыбнулась, обнажив в полумраке почерневшие зубы.

— Как же так? Мы ведь ее видели. В театре. В деревне. Когда ходили на рыбалку?

Мустафа, словно флиртуя, опустил ресницы, посмотрел на охапку прижатых к груди пакетов.

— Я должен отдать сладости маме.

Когда же графиня выпрямилась, чтобы последовать за ним, арапчонок поднял руку.

— Нет. Это запрещено.

Удивленная такими странными словами, она позволила ему войти одному. Выждала момент, а потом, метнув взгляд на Пигаль, подкралась к двери и, приоткрыв щелочку, заглянула внутрь.

На кровати, разметав волосы по грязной подушке, лежала белая женщина. Графиня сразу же ее узнала. Это была служанка миссис Рой, Люси. Та простолюдинка с льняными волосами. Она плакала.

Мустафа обнимал ее, целовал, подносил к кривящимся губам сладости. Ребенок вынужден был это делать, потому что девушка с льняными волосами, мать Мустафы, сама ничего взять бы не смогла. Ее руки были связаны кожаным ремнем и прикованы к изголовью кровати.

Элпью осторожно повернула дверную ручку. Щека стала влажной, липкой и сильно болела: видимо, кожа на виске у нее рассечена, а глаз заплывает.

Стараясь не дышать, она толкнула дверь, которая вела из короткого темного коридора в такую же темную комнату. Элпью, прислушиваясь, остановилась на пороге.

Тишина.

Она слышала только удары собственного сердца, колотившегося как литавры на параде в честь лорда-мэра. Она обвела глазами тьму, стараясь различить хоть что-то, но не видела даже своих дрожащих рук.

Она подождала почти минуту, вслушиваясь, отчаянно пытаясь уловить намек на присутствие в комнате другого человека, прежде чем сделала осторожный шаг вперед.