Это письмо должно прийти после дня твоего рождения, о котором я не забыл, и как раз вовремя, чтобы пожелать тебе веселого Рождества и самого счастливого Нового года. Я мысленно присоединяюсь к тосту, который всегда произносит Джек – «за твои прекрасные глаза». Попроси его, чтобы он в этом году поднял бокал еще раз – от моего имени.

Жаль, что я не могу сказать тебе ничего определенного о нашей встрече. Увы, пока это невозможно. Как сказал бы Дэвид Ф., «ситуация еще слишком неаккуратная». Кстати, я хотел бы, чтобы ты передала мои наилучшие пожелания от его «противоречивого Гая» (он всегда так говорил) и сказала, что я сожалею, так и не встретившись с его новой женой. Возможно, ты ее знаешь. Развод Дэвида был счастливейшим событием, так что его второй брак должен быть чудесным.

Не хочу передавать отдельные приветы многочисленным друзьям – я, вероятно, ранил их слишком глубоко, чтобы они им обрадовались, – но ты знаешь, кто были мои самые близкие друзья. Я их до сих пор считаю таковыми и часто думаю о них. Так что передай приветы всем тем, кто, по твоему мнению, им обрадуется.

А вся моя любовь остается твоей, моя драгоценная.

Как я уже отмечал в предыдущем письме, мне приходится заставлять себя не думать о тебе слишком много и слишком часто… Я сделаю все от меня зависящее, чтобы сделать следующий год счастливее для тебя.

Любящий тебя, Дай Бой»[856].

Журналисты продолжали искать сенсаций. Одним из них был криминальный репортер Дункан Уэбб, которому сообщили контакты в преступной среде, что за 10 тысяч фунтов можно устроить встречу с Бёрджессом через итальянскую мафию. В клубах и ресторанах Сохо прошли встречи с племянником Лаки Лучано – Счастливчиком – по имени Луиджи Рокко, который подтвердил свои полномочия, предъявив письмо Бёрджесса, адресованное Джеймсу Поупу-Хеннесси, в котором речь шла о сотрудничестве при написании биографии лорда Солсбери. Поуп-Хеннесси был уверен, что письмо подлинное. Он утверждал, что «его не мог написать ни один человек, живущий на этой земле, кроме Гая Бёрджесса». Рокко объяснил, что, если будет уплачена достаточно большая сумма, Бёрджесса могут тайком вывезти из-за железного занавеса с помощью двух его телохранителей, потому что его уже надоело ездить по странам за железным занавесом «с пустой болтовней и пропагандистскими лекциями на заводах и фабриках»[857].

В конце ноября 1954 года план начал претворяться в жизнь, и Уэббу сказали забронировать номер на острове Лидо, в Венеции, и ждать Бёрджесса, которого привезут туда через Югославию. Журналист должен был привезти с собой 10 тысяч фунтов – частично на взятки, частично для Бёрджесса, который якобы решил обосноваться в Испании. Бёрджесса привезли в дом, расположенный в окрестностях Пулы, на южной оконечности полуострова Истрия, откуда его заберет катер. Обмен будет произведен в полночь. Но когда Уэбб прибыл с частью денег, оказалось, что Рокко и его банда исчезли[858].

Интерес прессы не ослабевал, но МИ-5 в 1954 году было решено прекратить расследование. Для разведки вопрос был закрыт. И только откровения советского перебежчика в Австралии снова привлекли внимание к истории.

В апреле 1954 года подполковник советской разведки Василий Петров бежал в Австралию вместе с женой, тоже офицером КГБ. Для британцев это были самые важные перебежчики – после случая с Гузенко в 1945 году. Они помогли выявить размах советской шпионской деятельности в Австралии и убедиться в том, что Маклин и Бёрджесс – советские агенты. Часть материалов Петрова поступили от его коллеги, сотрудника НКВД в Австралии Филиппа Кислицына, который работал шифровальщиком в советском посольстве в Лондоне в 1945–1948 годах и был ответственным за документы, передаваемые Бёрджессом и Маклином. Документов было так много, что не все они были переведены и переданы заинтересованным министерствам. Именно информация Кислицына подтвердила разведывательному сообществу, что Бёрджесс и Маклин стали советскими агентами в Кембридже, что советская разведка вывезла их в СССР, они живы и проживают в Куйбышеве.

Была создана специальная Королевская комиссия, которая подготовила окончательный доклад в августе 1955 года. Он, а также газетный вариант мемуаров Петрова «Империя страха», опубликованный в «Пипл» 18–25 сентября 1954 года, снова вызвали интерес к сбежавшим дипломатам. В своих мемуарах Петров утверждал, что Бёрджесс приносил «чемоданы документов Форин Офис, которые фотографировались в советском посольстве в Лондоне и возвращались ему. Кислицын зашифровывал самую срочную информацию и отправлял телеграфом в Москву. Остальные перевозились курьерами в дипломатическом багаже»[859].

У правительства не было выбора. 15 сентября Форин Офис, с большой неохотой, объявил White Paper («Белую бумагу») относительно Бёрджесса и Маклина. Без этого невозможно было обойтись на фоне разоблачений Петрова[860].

21 сентября кабинет обсудил «Белую бумагу» – «Доклад, касающийся исчезновения двух бывших сотрудников Форин Офис». Заседание продолжалось два с половиной часа. Документ был опубликован два дня спустя. В нем говорилось, что Маклин попал под подозрение незадолго до побега, хотя на самом деле находился под наблюдением в течение многих недель. Его побег был ускорен не утечкой информации, а тем, что он обнаружил слежку. Также там было сказано, что власти действовали незамедлительно, тогда как им потребовалось несколько дней, чтобы приступить к действию. В нем был сильно недооценен доступ предателей к важной секретной информации, в особенности специальный допуск Маклина к ядерным проблемам и роль Бёрджесса как агента в МИ-5. Из документа следовало, что у властей не было возможности помешать шпионам скрыться. В целом документ был настолько «качественным», что в нем было даже неверно указано название Кембриджского колледжа, в котором учился Маклин[861].