дружину. Рандверу Кабану они были хорошими друзьями и очень огорчились вести о его смерти. Снефрид подробно описала им Вегарда, сказала, что он может называть себя Триди или любым другим из имен Одина, и просила быть настороже – у нее есть основания думать, что этот человек где-то поблизости. Хамаль и Лейви явно были готовы отмстить за товарища, и Снефрид несколько успокоилась. Если у Вегарда хватит наглости снова перед нею появиться, сперва ему придется ответить за свои дела, и ей даже не придется впутывать в это Эйрика. Весьма вероятно, что телохранители не утаят от господина это маленькое происшествие, но, может, не сочтут нужным. А чем меньше она сейчас станет рассказывать Эйрику о своей жизни до встречи с ним, тем меньше у него будет возможностей разоблачить «госпожу Хравнхильд».

Во второй свой вечер в Кунгсгорде, добравшись наконец до спального чулана, Снефрид обтерлась влажной тряпкой и повалилась в постель. Заснула сразу, даже не слышала, как пришел Эйрик. Потом ее что-то разбудило – приятные, но странные ощущения. Что-то щекотало ее; приподняв голову, моргая спросонья, Снефрид обнаружила, что ее рубашка во сне сильно задралась, а Эйрик, стоя на коленях возле лежанки, покрывает поцелуями верхнюю часть ее бедер.

– Что ты делаешь? – неразборчиво простонала она, не уверенная, что это ей не снится. – Ой, тише! У меня там синяк!

– И правда, – Эйрик разглядел в полутьме синее пятно у нее на бедре. – Откуда?

– Это от той ночевки в море. Я слишком худая, чтобы спать на камне.

Эйрик ничего не ответил, но перевернул ее на спину, поднял подол еще выше и стал целовать ей живот. Возможно, думал, что сонливость сделает старую пряху в молодом теле более покладистой. А может, такое соблазнительное зрелище вовсе не располагало к размышлениям. Что бы она ни говорила, что бы он сам ни говорил, он не мог до конца принять мысль, что она избрала этот молодой и прекрасный облик не с целью завести с ним любовную связь. Иначе это было бы… все равно что заказать дорогущий франкский меч с золотым набором, не собираясь никогда в жизни ни с кем драться.

– Прекрати… – пробормотала Снефрид.

Он не слушал; его борода щекотала ей живот, руки сжимали бедра. От этих ощущений в полусне, когда повседневная Снефрид спала, желание потекло, как теплая река; эта река готова была подхватить Эйрика в объятия, закружить, растворить в себе и унести.

Но именно сила этих ощущений помогла Снефрид проснуться – с таким чувством, будто и правда во сне упала в воду. Уже было не до игр: стараясь не замечать мучительного томления в тех самых местах, к которым Эйрик подбирался, она с силой оттолкнула его голову, одернула подол сорочки и отодвинулась. Свернулась в клубок и натянула на себя простыню. Лучше пусть будет жарко.

Снефрид легко заснула снова, но когда миновала полночь, что-то ее разбудило – и не такое приятное…

* * *

Промежуток темноты в нынешние ночи был еще короток, но к его началу обитатели Дубравной Горки – десять женщин и трое-четверо мужчин – собрались на каменистом мысу над озером. Братья Ингвёр привели лошадь, забили ее и отделили голову.

Над водой поставили сооружение из жердей в виде руны Альгиз, обмотанных просмоленной паклей. Его подожгли, и над водой запылала руна призыва к богам, похожая на человека с поднятыми руками. В густеющих сумерках ее было видно далеко-далеко по озеру, давая знать всем духам земли, что здесь творится ворожба, призывающая их к повиновению.

Рядом с огненной руной стояла «госпожа Унн» в ее синей накидке, в соколином уборе и маске из кожаной бахромы, закрывающей лицо, с бронзовым жезлом в одной руке и ножом в другой. Взяв толстый шест длиной в два человеческих роста, она села и стала вырезать на нем «черные руны». Девять помощниц, возглавляемых Бергдис, встали полукругом позади нее и принялись бить в бубны, переступая с ноги на ногу в привычном заклинательном танце.

– Режу я руну «пронзенная рана», – нараспев говорила «малая вёльва». – Да обрушатся на тебя, Эйрик сын Алов, стрелы двергов и копья могучих жен, да пронзят они насквозь твое тело, твое сердце, твою печень, твои руки и ноги. Да будешь ты страдать, прикованный к ложу болезни, как скован вечно Фенрир цепью Глейпнир, как прикован навечно Локи, терзаемый всеми муками и змеиным ядом, да будешь скорбеть, как скорбит Фригг по Бальдру, а Сигюн по Локи… Режу я руну «ярость и смятение», да принесет она надрывный плач тебе и всем, кому ты дорог…

Голову лошади насадили на шест и подняли его стоймя, закрепив нижний конец крупными камнями. Огненная руна уже догорала, но голова лошади высилась над озером, внушая дикий страх всем духам земли и принуждая их обратить свою ярость на того, во имя кого поднят шест ужаса.

– А вы, духи земли, подвластные мне, глядите на эту лошадиную голову, да приведет она вас в страх и трепет, да пошлет она вас вслед за Эйриком сыном Алов! Грызите его и кусайте, поражайте его в сердце и в печень, в мозг и легкое, в ухо и глаз! Гоните его, губите его людей, не оставляйте их в покое ни на один миг! – взывала «малая вёльва», рисуя «черные руны» в воздухе своим жезлом.

Голос ее летел над водой, будто вой, а ритмичный стук девяти бубнов нес его дальше и дальше, по всем девяти мирам…

Огненная руна, угасая, упала в воду, и снизу донеслось шипение. Казалось, будто со дна озера поднялся, пробужденный заклинанием, дух в виде ужасного змея, готовый устремиться на врага…

* * *

Во сне Снефрид услышала звук боевого рога. Распахнув глаза, подскочила на постели. Было темно – шел тот короткий промежуток ночи в середине лета, когда наступала густая тьма, – и оттого она не сразу поняла, где находится и чье голое плечо упирается в нее сбоку.

Но она даже не успел подумать об этом. Она слышала ритмичный стук и вплетенные в него вопли: дикий женский голос выкрикивал проклятье, угрожая Эйрику, и ему отвечал вой множества исступленных голосов – громких и потише, рычащих и визгливых, высоких и низких, бесчисленных, как травинки на лугу. Снефрид сунула руку под подушку и нащупала гладкую поверхность длинного жезла – она хранила его здесь, чтобы всегда был под рукой. Выхватив его, будто меч, она встала на ноги на лежанке. На мягкой перине стоять во весь рост было неудобно, но где она сейчас