Моя родственница? Невозможно: в моём роду появляются потомки только мужеского пола, никогда не покидающие Антрею. Разве что, разветвление произошло ещё ДО изменения. Ещё до того, как первый Рэйден Ра-Гро стал Стражем. Как бы это узнать поточнее? Есть одна мыслишка, но почти неисполнимая.

— Вы быстро разобрались в том, над чем ломает головы вся Магическая гильдия. Скажите, вы владеете магией?

Он перекинул сложенную одежду через плечо, слегка помрачнел лицом, но ответил:

— Нет. Наши отношения скорее можно назвать враждой.

— Как вас понимать?

— Я знаю, как плетутся заклинания, но не силён в их практическом воплощении.

— Не волшебствуете? Откуда же вражда?

— Магия — дама, как можете догадаться. А какая дама будет снисходительная к кавалеру, не способному ей овладеть?

Шутка, если она и вправду была таковой, прозвучала горьковато, словно заключённый в ней смысл причинял парню боль. Эх, если бы я мог чуть-чуть его почитать! Но поскольку книга закрыта, хотя бы потру пальцами корешок обложки:

— Вы не закончили своё объяснение.

— Правда? — Он недоумённо поднял брови. — Ах, да... Простите. Итак, «лунное серебро», находящееся в крови и прочих жидкостях тела, понимает вас и исполняет ваши просьбы. Соответственно, когда вы хотите что-то узнать о человеке или предмете, в котором или на котором есть немножко влаги, происходит обратное действо: серебро извне делится своими знаниями с вашим. Потому что желает поделиться. Потому что ему невыносимо существование, только отдалённо напоминающее жизнь, без тела, без свободы движения, и болтовня — единственное, что хоть как-то помогает ему на несколько вдохов притвориться по-настоящему живым. Согласны со мной?

— Признаться, с этой точки зрения, как живое существо, я никогда не...

— А зря, — он наставительно поднял палец. — Мир сам по себе живое и своевольное создание, так почему же вы лишаете его частичку права считаться такой же?

— Возможно, вы правы, но ваши слова всё ещё не объясняют, почему...

— Я уже подхожу к ответу. В моей крови тоже есть «лунное серебро». Но если внутри вас оно чувствует себя узником, то внутри меня... Просто живёт. Наслаждаясь обретённой свободой. И, разумеется, платит за постой, чем умеет. В частности, не позволяет себе лишних разговоров с менее удачливыми родичами.

В его крови живёт «лунное серебро»? Как такое возможно? А он меня не дурачит? Нет, зелень глаз даже не делает попытки улыбнуться.

— Не верите? Хорошо, поступим иначе. Вы только что показали мне чудесное представление, теперь подошла очередь моих фокусов... Ну что, мой хороший, поболтаешь немного с дяденькой? Он не обидит ни тебя, ни меня, не бойся! Итак, что вы хотели узнать? Узнавайте!

Это походило на шквал. На волны, следующие одна за другой без права на передышку. Они накатывали на моё сознание, качали его, роняли и снова поднимали, как простую игрушку...

Светлая грусть, пронизанная затухающей яростью. Злость на себя самого и на обстоятельства. Безысходность и отчаяние прошлого, не подлежащего изменению. Холодная расчётливость близкого будущего. Рассеянность и краткий покой настоящего. И лица... Много лиц, но яснее других два девчоночьих. Одно принадлежит чёрноволосой синеглазой малышке, робко улыбающейся и прижимающей к груди тряпичную куклу в странной золотистой обёртке, а второе... Ххаг меня сожри! Эти белесые косицы, нахальный чёрный взгляд и многозначительно усмехающиеся узкие губы я уже видел. Это та самая девчонка, что подвозила меня до поместья! Но откуда он её знает, если ни разу не бывал в Антрее? Откуда? И настроения... Похожие, да не совсем: если воспоминания о первой вызывают у парня боль утёкшей сквозь пальцы мечты, то вторая... О, я чувствовал себя примерно так же: зло, растерянно и беспомощно. И всё же, откуда...

— Достаточно?

Створки раковины захлопнулись, выгоняя меня из чужого дома.

— Да. Простите, что спрашиваю, но... Я видел в ваших воспоминаниях образ одной особы, по странному стечению обстоятельств знакомой и мне. Но вы, как понимаю, впервые в Антрее?

— Впервые.

— А я встретил эту девочку в черте города, но никогда ранее не видел, стало быть, она родилась и росла здесь. Скажите, как могло случиться, что вы тоже её встречали?

— Девочка? — Он подозрительно прищурился. — Какая именно?

— Светловолосая, тёмноглазая, худенькая. Дерзкая и бесцеремонная, словно знает то, чего не знают другие.

— Ах, ЭТА девочка!

Слово «эта» Джерон оттенил настолько странной улыбкой, что мне невольно стало жалко прерванного чтения: в выражении его лица сплелись воедино нежность и обречённость.

— А по какому поводу она терзала вас?

— Хм... — Вспомнить бы. — Говорили о подарках и их истинном смысле. А ещё она что-то предрекала.

Собеседник выразил неподдельный интерес:

— Что-то определённое?

— Не то чтобы... Но обещала неприятности. И оказалась права, как теперь вижу. Ещё сказала, что не прочь поболтать, когда мне станет совсем уж трудно, только сама почему-то прийти не сможет, а пришлёт какого-то друга. Который «добрее» её... Можете предположить, что сие означает?

— Стерва.

Прозвучало устало, но ласково. Странные у них отношения, должно быть.

— Вы знаете, что за друг имелся в виду?

— Догадываюсь. И об этом буду говорить с маленькой проказницей отдельно. Когда состоится следующая встреча.

Угрозы в голосе не вроде бы прибавилось, но серьёзность намерений сомнений не вызывала: поговорит и отчитает со всей строгостью.

— Но вы можете сказать...

— Не сейчас, dan Ра-Гро, если позволите. Но прояснённые обстоятельства вынуждают меня даже настаивать на вашем обществе в прогулке по городу. Ваши планы ещё не изменились?

— Касательно совместного посещения дома Ра-Дьена? Нет.

— Замечательно! Тогда я отправлюсь одеваться, а вам советую вернуться на кухню и заглянуть в плиту: лепёшка ещё не должна была остыть, но если и остыла, то всё равно съедобна, а многие едоки утверждают, что холодная она ещё вкуснее.

— Лепёшка?

Ничего не понимаю.

— Я взял на себя труд приготовить утреннюю трапезу. Конечно, мастерства в этом деле у меня немного, но на яичную лепёшку хватило.

— Постойте! А из чего вы её делали?

— Хозяин трактира, где мы вчера провожали вечер в добрый путь и встречали ночь, любезно собрал в корзинку остатки сыра и ветчины, а в погребе из двух дюжин яиц нашёлся пяток пригодных к употреблению. Или вы предпочитаете по утрам оставлять желудок в голоде?

— Ни по утрам, ни по вечерам! Так где, говорите, эта лепёшка меня ждёт?