Джейми положил руку мне на плечо, и я невольно потянулась к нему. От прикосновения стало легче, и я вдруг поняла, что мы вот уже месяц не дотрагивались друг до друга.

– Погибшая девочка была армейской прачкой, – сказал Джейми. – А у Мурчисона в Англии жена. Беременная любовница могла доставить немало проблем.

– Неудивительно, что он объявил охоту на убийцу и поспешил свалить все на беззащитную рабыню. – Иэн кипел от гнева. – Если б ему удалось ее повесить, этому подонку все сошло бы с рук.

– Возможно, я потолкую немного с сержантом, когда вернусь, – задумчиво произнес Джейми. – Наедине.

Кровь застыла у меня в жилах. Говорил Джейми спокойно – но вот глаза его походили на два темных омута, пошедших рябью из-за брошенного камня.

– Ты не забыл, что мы сейчас как раз расхлебываем последствия твоей мести? – произнесла я резче, чем собиралась, и Джейми тут же убрал руку.

– Не забыл, – невыразительно бросил он и отвернулся к Иэну. – Уэйкфилд или как его там – Маккензи? – где-то на севере. Парня продали могавкам, у них деревня в нижнем течении реки. Твой друг Онакара согласился нас проводить, выходим на рассвете.

Он встал и ушел в дальний конец дома. По всей его длине горело пять костров, каждый с собственным дымовым отверстием, вдоль стен располагались отдельные помещения-клетушки для семей; все их убранство состояло из низкой лежанки, под которой хранились припасы.

Нам выделили самую последнюю, и я уже сложила там наши плащи и тюки. Джейми встал возле входа, снял ботинки и плед и, не удостоив меня взглядом, скрылся внутри.

Я тоже поднялась, однако Иэн вдруг схватил меня за руку.

– Тетушка… – нерешительно начал он. – Ты его так и не простила?

– Простила? – поразилась я. – За что? За Роджера?

– Нет, – поморщился Иэн. – Это была ужасная ошибка, но мы, в общем-то, по-другому поступить и не могли. Нет… За Боннета.

– За Стивена Боннета? С чего Джейми решил, что я его в чем-то виню, я же ему и слова не сказала?!

…Ведь была уверена, что Джейми проклинает за Боннета меня.

Иэн запустил руку в волосы.

– Тетушка, разве ты не понимаешь? Он же корит себя за все. За то, что этот тип ограбил нас тогда на реке и теперь вот… за то, что ну… случилось с кузиной. – Иэн передернул плечами. – Он и так с ума сходит, еще и ты на него злишься.

– Да я вовсе не злюсь! Я думала, это он на меня обижен, что я сразу не рассказала о Боннете.

– О! – Иэн не знал, смеяться ему или плакать. – Видишь ли… Молчать, конечно, не стоило, но вряд ли это что изменило бы. К тому времени, когда Брианна призналась, мы вашего Маккензи уже поколотили.

Я шумно выдохнула.

– Так вы решили, я на него сержусь?

– Тетушка, это всякому видно! – горячо заверил меня Иэн. – Ты на него не смотришь, не разговариваешь без крайней на то надобности и даже… – Он смущенно закашлялся. – Я за последний месяц не видел, чтоб ты с ним ложилась.

– Ну знаешь ли, он со мной тоже не ложится! – сгоряча выпалила я, прежде чем сообразила, что подобные темы не стоит обсуждать с семнадцатилетним юнцом.

– У него должна быть гордость, согласись? – Иэн взглянул на меня исподлобья.

– Да уж не сомневаюсь. – Я устало потерла лицо. – Ладно, Иэн, спасибо, что сказал.

Он одарил меня одной из тех улыбок, что совершенно преображали его длинное неказистое лицо.

– Мне ужасно неприятно видеть, как он мучается. Я очень люблю дядю Джейми.

– Я тоже, – сглотнула я комок в горле. – Спокойной ночи, Иэн.

Я на цыпочках прошла вдоль каморок, где спали целые семьи, и размеренные звуки их дыхания несколько успокоили биение моего сердца. Снаружи шел дождь, в дымовые отверстия залетали капли, чтобы с шипением испариться на углях.

Как я сама ничего не заметила? Ответ, впрочем, был прост – глаза мне застилала не злость, а чувство вины. Я умолчала о Стивене Боннете не только из-за Брианны. Да, она права: Джейми рано или поздно решил бы отомстить Боннету. Однако я, в отличие от нее, практически не сомневалась в успехе мужа.

Нет, дело в другом – я скрывала правду из-за золотого кольца.

Почему оно заставляло меня чувствовать вину? Я не знала ответа и кольцо прятала подсознательно, из чистого инстинкта. Я не хотела показывать его Джейми, открыто надевать на палец… И все же мне необходимо было держать его при себе.

Сердце сжалось при мысли, что последние несколько недель Джейми нес на себе двойной груз вины и одиночества. Поэтому-то я с ним и поехала – боялась, что он потеряет голову, ввяжется в какую-нибудь безумную авантюру и не вернется. Со мной он волей-неволей будет вести себя осторожнее.

…И все это время он думал, что его ненавидит тот единственный человек, который мог – обязан был – его утешить.

Перед нашей каморкой я замешкалась. Лежанка была футов восемь шириной, и Джейми сгорбился у самой стенки; я видела лишь смутные очертания его фигуры под одеялом из кроличьих шкурок. Он лежал неподвижно, однако я знала, что он не спит.

Я забралась на лежанку и, очутившись в тени, сбросила одежду. В доме было тепло, но по всему телу пробежали мурашки, а соски напряглись. Глаза привыкли к полумраку, и я разглядела, что Джейми приподнялся на локте и смотрит на меня.

Встав на колени, я скользнула под одеяло. Мех мягко погладил кожу. Не оставляя себе времени на размышления, я подползла к Джейми и уткнулась носом ему плечо.

– Джейми, – прошептала я. – Холодно. Согрей меня. Пожалуйста.

Он повернулся ко мне молча, со свирепой одержимостью, которую можно было принять за неутоленное желание; на самом деле за ней скрывалось отчаяние. Я не искала удовольствия для себя, хотела только унять боль Джейми. Однако вскоре во мне самой проснулось темное чувство, которое заставило вцепиться в Джейми с неменьшей страстью.

Мы держались друг за друга, пряча лица, потому что не находили сил ни разжать руки, ни встретиться взглядом. И лишь когда спазмы наслаждения утихли, я понемногу стала осознавать, что мы, голые и беспомощные, укрытые лишь темнотой, лежим в окружении чужаков.

И все же мы были одни, как в библейском Вавилоне. С дальнего конца дома доносился чужой разговор, но смысла в нем было не больше, чем в гудении пчел.

Дым окруженного валом костра дрожал возле святилища нашей кровати, душистый и легкий. В клетушке было темно, точно в исповедальне, я почти не видела Джейми – только слабый отблеск света на его плече да мерцающие искорки в волосах.

– Джейми, – тихо сказала я. – Это не твоя вина.

– А чья тогда? – устало отозвался он.

– Всех сразу. И ничья. Во всем виноват Стивен Боннет.

– Боннет? – поразился Джейми. – А он-то здесь при чем?