В этом же году начата пристройка правого и левого флигеля ко дворцу. Собственно, указ о постройке большого дворца был дан графу Растрелли императрицей в 1744 году, в январе месяце. При ней на всем дворцовом здании было устроено девять высоких балюстрад с тумбами, на которых поставлены были вазы, статуи, деревянные, позолоченные.

Здание дворца, которое поручила Елизавета Петровна построить графу Растрелли, должно быть построено в три этажа, длиною четырнадцать сажен, шириной в девять и вышиной до семи, — дворец со всем блеском украшений, приличный жилищу владетельницы обширной империи. Искусный зодчий сделал все, чего требовала изысканная роскошь того времени.

Самая замечательная комната во дворце, дивившая современников, была, бесспорно, янтарная комната. По свидетельству Георги, она была прислана императрице Анне Иоанновне прусским королем.

Вот что он говорил про нее: «Золотая комната обита вместо обоев янтарными дощечками и украшена четырьмя досками, на которых пять чувств изображены мозаическою работою… Король прусский Фридрих-Вильгельм I подарил императрице Анне Иоанновне эти янтарные дощечки, а императрица ему обратно восемьдесят больших рекрут».

Старший архивариус К. Щученко проверял указание Георги относительно янтарной комнаты и нашел, что оно неверно. Янтарная комната прислана января 13-го 1717 года в дар государю Петру I прусским королем. Французский мастер, делавший ее, жил в Данциге, фамилия его Гофрин Tyco.

Янтарная комната первоначально устроена была в малом Зимнем дворце, в котором жил и скончался Петр Великий, где теперь эрмитажный театр, у Зимней канавки.

Перенесена она была в Царское Село архитектором графом Растрелли. У Яковнина имеется свидетельство, что 1 августа 1755 года началась уборка янтарем одной комнаты, которую назвали потом янтарной.

Император Петр I отправил к королю за эту комнату с камер-юнкером Толстым в июне месяце 1718 года не восемьдесят, а пятьдесят пять самых великорослых рекрутов[4].

В числе роскошных комнат дворца оригинальны и драгоценны два яшмовых и порфирных кабинета, известных под именем «агатовых комнат».

Самое Царское Село не переставало, в описываемое нами время, украшаться новыми постройками.

В 1745 году начата постройка «Пустыньки», или Эрмитажа, по плану графа Растрелли.

Здание это было окружено каналом с каменной балюстрадой, за которой все пространство до здания устлано было шахматными белыми и синими мраморными плитами, берега и дно канала были выложены сперва деревом, а потом камнем, через канал были красивые подъемные мостики.

Все наружные украшения, как и на большом дворце, были густо вызолочены, все здание построено крестообразно.

В зале Эрмитажа был любопытный стол, устроенный в верхнем этаже таким образом, что тарелки и бутылки поднимались и опускались посредством особого механизма, будто по волшебству. В этом зале можно было обедать без всякой прислуги: стоило только написать, что желаешь, на аспидной доске грифелем, положить на тарелку, дернуть за веревку, зазвонить колокольчиком, тарелка быстро опускалась и почти мгновенно представляла требуемое.

Посреди этого здания есть колодезь с превосходной студеной водой; вода в нем всегда находится на одинаковой высоте, посредством особого механизма.

В Эрмитаже всех столов подъемных было пять и тридцать пять труб, по которым подымались тарелки.

В 1745 году в царскосельскую церковь был доставлен иконостас, бывший на Петербургской стороне, в Троицком соборе, подле домика Петра I.

В 1748 году построен был в зверинце павильон.

За все это время на постройку в Царском Селе употреблено 299 072 рубля 68 копеек.

Другим любимым загородным местом императрицы Елизаветы Петровны была так называемая «Собственная дача». Она лежала у Нижней Ораниенбаумской дороги, в расстоянии трех верст от большого Петергофского дворца.

По преданию, имение это было подарено Петром I известному его сподвижнику по преобразованию российской иерархии — псковскому и новгородскому архиепископу Феофану Прокоповичу. По смерти Феофана эта его приморская дача поступила во владение великой княгини Елизаветы Петровны. Последняя еще при жизни Феофана очень часто навещала этот загородный дом владыки, любовалась местоположением и не раз выражала свое желание приобрести его. При вступлении на престол императрица наименовала имение Феофана «Собственною дачею».

Здесь в загородной тиши государыня отдыхала от трудов и развлекалась фермерным хозяйством, имела всегда при себе от кладовых ключи, почему в «Собственную дачу» не дозволялось никому из мужчин входить без доклада. Елизавета Петровна часто в разговорах вспоминала бывшего владельца ее любимой дачи — сподвижника ее отца и рассказывала разные эпизоды из его жизни.

Родом Феофан Прокопович был из купеческого звания, родился в Киеве и назван был Елеазаром. Осиротел он еще в младенчестве и на восьмом году вторично оказался без родных, потеряв своего дядю, киевского иеромонаха Феофана Прокоповича, приютившего его как сына. С этих лет его взял один из граждан киевских и поместил его в Киевскую академию.

Семнадцати лет он отправился в Литву, где назвался униатом и вступил в братство Бичевского Базилианского монастыря, причем был наречен Елисеем. Отличные успехи его в науках обратили на себя внимание, и он был отправлен в Рим в тамошнюю академию.

Оставив Россию, Елисей, под видом путешественника, возвратился через Венецию и Австрию в Польшу, пришел в православный Почаевский монастырь и там постригся, приняв имя Самуила. В 1704 году киевский митрополит Варлам Ясинский вызвал к себе Самуила и поставил его в Киевскую академию учителем стихотворства. При следующем монашеском постриге Самуил принял имя своего дяди Феофана.

Наставническая карьера Феофана продолжалась семь лет. В эти годы он обучал юношей риторике, философии, арифметике, геометрии и даже физике. За эти годы он умел возвыситься до префекта академии, и в 1706 году он, в присутствии Петра Великого, посетившего Киев, отличился весьма красноречивою проповедью, а в следующем году имел счастье приветствовать полтавского победителя пышным и великолепным «панегириком» и вслед за тем всенародно произнес слово о князе Меншикове, сказав, между прочим, гордому временщику:

— Мы в Александре видим Петра и его священнейшему величеству в твоем лице поклоняемся.

С этих дней карьера Прокоповича была сделана, и он в 1711 году сопровождал государя в прусский поход, затем назначен игуменом киево-братского монастыря и ректором академии, а в 1716 году, по высочайшему повелению, был вызван в Петербург. Он прибыл в столицу и не застал Петра, который уехал за границу. К приезду монарха ему было поручено написать три речи: первую от лица двухлетнего сына царя Петра Петровича, вторую от лица царевен Анны и Елизаветы и третью от лица российского народа. Когда Петр приехал в Петербург и в тот же день вошел в комнату своего сына, то первую из речей произнес Меншиков, вторую — старшая царевна, а третью — сам Феофан.