– Ну а как же? Ты сочтешь это забавным, но я как раз недавно посмотрела вон на ту никакущую лиловую «лягуху» в углу.

– Мое барахло, вся эта дрянь из офиса… Прямо не знаю, хватит ли подо все места.

– А я вот думаю упаковать джинсы. Вот прямо-таки сегодня подумала, не упаковать ли мне их. Брать полотенца и всякое там тряпье, понятное дело – это плебейство в стиле гетто. Но джинсы? Ты же знаешь, как я люблю свой «Халстон», или даже как ты любишь, как он сидит на мне.

– Столько придется оставить… Ужас.

– Да брось ты. Не хватало еще прихватывать с собой полотенца – просто верх жлобства. Мы же не в Мочо[142] летим. Это ж все равно что брать с собой зубную щетку. А я хочу в Америке чистить зубы свежей. Жлобство, одно слово.

– О, бог ты мой, Ким!..

– А зубная паста? У вас же там в Америке она гелевая, в больших тюбиках на всю семью, со спецкрышечками…

– Я не думал, что все сложится вот так.

– У меня будет время сделать укладку волос? Под Рахтида, диджея, который все играет и играет Энди Гибба? Кажется, та песня поднялась в чартах до первого номера. Может, ты туда позвонишь и оставишь запрос?

– Ким!

– Ладно, ладно, могу и без укладки, но только в том, что у меня на самолете будет безумный вид, виноват будешь ты. Так что лучше замолви за меня словечко.

– Ладно, Ким, ладно.

– Пока меня не стопорнула таможня.

– Ким!

– Боже правый, ну ты игрок: обрушивать такое на женщину как снег на голову. Ладно хоть, никто не скажет, что мы сбежали, как любовники.

– Что мы…

– Простыни берем или оставляем?

– А?

– Толку от них никакого, честное слово.

– Они не…

– Ладно. Все белые, кроме египетского хлопка, оставляем. А вон ту берем, ты меня слышишь? И знаешь, давай-ка лучше твои причиндалы соберу я: вы, мужики, паковаться все равно не умеете.

– Это все ваш Мэнли виноват. Это он играется со всем, мля, этим… этим…

– Тебе бы надо взять все твои габардиновые штаны, а вот карибское тряпье не надо. Не хватало еще, чтобы твои в Америке подумали, что их сын превратился в социалиста.

– И теперь…

– И вон ту голубую рубашку, когда мы будем ходить на танцы. Там, в Арканзасе, есть «Студия 54»?[143]

– Арканзас – нет. В Арканзас я не возвращаюсь.

– Уау. Ну ладно. Тогда хоть куда. Ха, я чуть было не сказала: «Главное, чтобы при этом я была с тобой» – и тут вспомнила, что ту же чертову реплику я слышала на той неделе в кино. А может, в «Далласе»… Ты не помнишь, может, в самом деле в «Далласе»? Памела Барнс вполне могла такое сморозить, с нее станется.

– Гребаный блин. Это все равно что экстренный вывод войск. Я сказал Джекмену: «Послушай, это же Монтего-Бэй, а не Сайгон. Мазафакер».

– Мне в мой ювелирный магазин сообщить? В смысле, я там еще не уволилась, а просто перестала приходить.

– Они, видишь ли, заказали чартер.

– Да ну их на хер. Вот прямо ну их, и всё, если ты так скажешь. Я даже не бросила, а просто перестала, ты помнишь? Ты подумал, это будет так забавно…

– Заказали чартер, как для эвакуации по воздуху.

– Ну и ладно, чё мне к ним переться? Ну потолкаюсь я на борту со всеми другими женами, так и хэ бы с ними, правда? Мне нравится, как ты смягчаешь брань и говоришь «хэ бы с ними», хотя можно и резче.

– Ким…

– Столько сейчас дел предстоит. Просто не верится, как ты на меня все это обрушил. А они – на тебя.

– Ким…

– Ну и ладно, глаза боятся, а жо… Когда, кстати…

– КИМ!

– ЧТО?

– Милашка моя. То, чем мы тут с тобой занимались, было просто круто, но…

– Так.

– Я тебе вышлю кое-какие деньги, сколько тебе нужно. Всё, что тебе нужно.

– Так.

– Можешь жить здесь сколько захочешь. Жилье все равно проплачено до конца года.

– Так.

– Я тут подумал… То есть в самом деле. Это правда было классно, в самом деле, но ты же реально не думала, что…

– Так.

– Ты ведь знала. В смысле, ты ведь знаешь, что я не могу… Милашка…

– В смысле, чтобы ты эвакуировался один? Да не вопрос. Просто оставь билет, чтобы я въехала в Америку с заднего входа, меня это не напрягает. Особо.

– Милашка, я не…

– Перестань «милашкать» и скажи все связно, черт тебя дери.

– Я говорил это все пять минут.

– Говорил что? О чем, Чак? Ну?

– Что ты не… Ты… Короче, ты со мной не едешь.

– С тобой я не еду.

– Да, не едешь. Ты, должно быть, об этом уже знала.

– Должно быть. Знала. Хорошо, я, должно быть, знала. Хотя нет, скажу, как ты: «Я должно быть знааааалааа…»

– Бог ты мой, Ким, – плита!

– Я, должно быть, знала.

– Ким!

Мужик проталкивается мимо и выключает плиту. Везде дым. Я вижу, как Чак стоит ко мне спиной, а дым клубится на запад и на восток. Кажется, что он идет у него и из ушей, как в мультике про Кролика Багза.

– Что тут смешного? Что тут такого смешного?

Ким, Ким, Ким, ты должна была это знать!..

– Перестань, блин, надо мной смеяться. Бог ты мой, Ким, я ведь даже не снимал кольца. Не понимаю даже, как ты могла подумать, с чего ты взяла, что… В смысле, ты же зависала в «Мантане», так? А всем известно, что это за место – «Мантана». Всем. И я ведь даже ни разу кольца не снял… Тьфу ты, блин, ты только посмотри, весь ужин теперь загублен.

– Ужин загублен.

– Да и ладно.

– Ужин загублен?

– Да и ладно.

Кольцо, кольцо. Гребаное колечко, как бесплатная игрушка в пачке «Крекер Джека»[144].

– Милашка, ты ведь знаешь, как я к тебе прекрасно отношусь.

– Как ее звать, твою белую жену?

– А?

– Белую жену – женщину, которую ты обманываешь, заведя «трах-трах» на стороне.