Когда Калинин уже висел на стене, Банов отошел к книжному шкафу и оттуда посмотрел на оба портрета.

«Да… — подумал он, мысленно вздохнув. — Да они ведь как братья! Так похожи!» Потом заметил, что портрет Дзержинского висел чуть выше портрета Калинина, но подравнивать их не стал.

Время шло медленно. Осеннее солнце, иногда выглядывая из-за облаков, рисовало на полу кабинета квадрат окна.

Лозунги уже украшали вычищенный до блеска коридор второго этажа, и теперь за дверью директорского кабинета было тихо. Кушнеренко, перед тем как заняться третьим этажом, зашел к Банову и сообщил, что гвоздей хватает.

Все было хорошо.

От нечего делать директор почитал устав организации «Красный донор», а потом почитал и песню композитора Орлова-Надежина.

Устав как устав, да и песня как песня. Ничего особенно нового, подумал Банов.

В дверь снова постучали.

Зашел человек довольно зрелого возраста, с сединой в волосах, аккуратно и неброско одетый. Остановился в центре кабинета.

Банов смотрел на него вопросительно, ожидая каких-нибудь слов, но и человек этот также смотрел на Банова. И тут директору школы показались знакомыми глаза этого человека. Усталые, прищуренные глаза.

— Вы —товарищ Банов? — спросил после молчания вошедший.

— Да, — ответил директор.

— Моя фамилия — Карпович, — сказал человек. — Василий Карпович…

Банов, чуть повернув голову в сторону окна, посмотрел на Карповича искоса, словно присматривался к нему.

«Карпович, Карпович…» — мысленно повторял директор школы.

— В девятнадцатом, под Екатеринославом… помните, я приносил вам патроны… два ящика… на колокольню. У вас еще затвор тогда заело у «максима».

После напоминания Банов легко вспомнил этот эпизод, и лицо его выразило улыбку.

— Садитесь! — сказал он Карповичу. — Чай будем пить? Карпович расслабленно улыбнулся в ответ. Кивнул. Директор школы достал две кружки. Чайник уже стоял на примусе на подоконнике, оставалось только подкачать и зажечь примус.

— А я газету читал недавно, там заметка о школе была, и вдруг вижу — директор школы В. Банов… — говорил Карпович. — Вот и решил отыскать и проверить: ты ли это? Извини, что на «ты» сразу, может…

— Да ну, перестань! — оборвал его Банов. — Что мы, чваниться тут будем?! Ты-то сам где сейчас?

— Тут, в Москве. В общем-тоне сложилось как-то после войны в смысле специальности… Дворником в Кремле работаю…

— В Кремле?! — переспросил Банов. — А говоришь, не сложилось!

— Ну… — Карпович пожал плечами. — Не звучит оно как-то — дворник. Хотя, конечно, в Кремль кого попало дворником не возьмут… Я ведь там разные секреты знаю, по работе положено. Даже в НКВД расписку давал о сохранении тайн.

— Вот видишь, — сказал Банов серьезно. — А у меня никаких тайн, школа, знаешь, дети да учителя, образовательный процесс, одним словом. Страшно скучно бывает. Просто хочется снова на колокольню и…

— Да, — кивнул Карпович. — У меня тоже так бывает… Метешь, метешь, и вдруг покажется на момент, что в руках не метла, а винтовка…

Карпович вздохнул, посмотрел на чайник. Сказал: «Кипит!» — Женат? — спросил Банов.

— Нет. Не сложилось… Когда воевал — была жена… А ты?

— Тоже нет, — ответил директор школы после короткой паузы.

— Знаешь, — заговорил вдруг полушепотом Карпович. — Я тебе, как старому боевому товарищу, тайну скажу…

Банов почувствовал себя неудобно. Испугался он за Карповича, ведь тот расписку давал, а тут ее нарушать хочет. Но, правда, и тайна, какая она ни была, вызывала интерес уставшего от скучности жизни Банова.

— Так знаешь… он ведь жив! — Карпович перешел на шепот.

— Кто?

— Ну он, помнишь: он жил, он жив, он будет жить… ну Кремлевский Мечтатель… так там его внизу называют!

— Внизу? — Банов в раздумье поковырял в ухе, потом снова поднял вопросительный взгляд на Карповича. — Где внизу?

Карпович тяжело вздохнул. Было видно, что больше, чем сказал, он говорить не собирался, но, решив все-таки уважить недопонимание своего боевого товарища, прошептал: «Внизу Кремля…» — Давай чай пить, уже заварился… — заторможенно произнес озадаченный Банов.

Карпович по старой привычке перед каждым глотком долго дул на чай. За раз он брал по два куска сахара и, как показалось Банову, глотал их, не раскусывая.

Банов, воспользовавшись тишиной, задумался над услышанной тайной. «Неужели он действительно жив? — думал он. — Но если это так, то почему это от всех скрывают? Почему его прячут?» Нет, что-то тут было не так, да и на правду это не походило…

Видно, Карпович прочитал сомнение на лице Банова и поэтому, после очередного глотка, сказал:

— Что, не веришь? Банов молчал.

— Да я его сам несколько раз видел, вот как тебя. Когда курьер занят или болеет, я вместо него ему почту ношу, письма, посылки…

— А кто ему пишет? — удивился Банов. — Ведь всем известно, что он умер!

— Не всем, — решительно заявил Карпович. — Крестьяне пишут, дети, рабочие… Они же и посылки шлют… Знаешь, как он любит письма и посылки получать…

— Слушай, а что он там делает, он что, взаперти где-то сидит, чтобы его никто не видел?

— Почему взаперти?! Он на лугах всегда, на травке… Сидит и мечтает…

— На лугах… в Кремле? — глаза Банова расширились до размеров серебряного полтинника.

— В нижнем Кремле, на Подкремлевских лугах… ну да ты ж этого не знаешь… — и тут же Карпович спохватился, что уж слишком много рассказывает; — Ты только никому об этом, а то пойдем с тобой по тракту…

Банов кивнул..

— Знаешь, пойду я уже, — занервничал Карпович.

— Ты заходи! Обязательно заходи ко мне! — попросил Банов. — Я по вечерам здесь совсем один. Полезем на крыше посидим, здесь хорошая крыша, покатая…

— Угу, — промычал Карпович. — Запиши мой телефон на всякий случай, может, помощь какая будет нужна.

В школе было тихо. За окном начинало темнеть, или просто туча нашла.

Банов прошелся по коридору второго этажа — все было в порядке: лозунги, портреты, горшки с цветами на вымытых белых подоконниках.

Поднялся на третий этаж — то же самое. Глазам приятно поглядеть.

Четвертый этаж тоже был подготовлен к празднику. Банов спустился вниз, закрыл входные двери. Залез на крышу.

Осенний вечер нависал над столицей. Тучи, облака, вот-вот дождь пойдет. Скоро уже и на крыше не посидишь — опасно. Разве что зимой, когда снег не такой свежий, когда он подчерствеет. Но этого еще месяца полтора-два, а то и все три ждать.