Если же он дарует кому-нибудь села и деревни, они не передаются по наследству, если это не утверждается князем. Крестьяне из своих доходов выплачивают ему подать и отрабатывают, как и господину. Оставшееся, как бы мало ни было, оставляют себе на пропитание или используют как-нибудь еще. В результате этого никто не может определенно сказать, что ему что-либо принадлежит, и (хочет – не хочет) каждый зависит от воли князя. Если у кого-нибудь есть излишки, он тем более чувствует себя связанным, сделавшись более состоятельным, тем более боится за себя. Поэтому часто они все отдают князю. Отсюда возникает угодливость и страх, так что никто не смеет рта раскрыть, а переселением людей в разные гарнизоны пресекаются пути к заговорам. Если у князя возникает малейшее подозрение в чем-нибудь подобном, за этим следует казнь таких князей, их сыновей, дочерей, крестьян, даже и невинных. Так случалось не один раз.

Один знатный человек из княжеского окружения мне рассказал, что приобрел кое-какие поместья, но в течение многих лет он не может позволить покрыть крышей и отстроить деревянные дома. Крестьяне, на которых возложена эта обязанность, задавленные работами на князя, не имеют возможности вздохнуть. <…>

Что касается самих лесов, озер и рек, то, сколько бы ни собирали оттуда дорогих мехов и рыбы (а ее великое множество), значительной частью всего этого владеет князь. Меха предназначаются для подарков и продажи, сушеная рыба для снабжения крепостей и в пищу, и все, что из этих запасов предоставляется князю, оказывается наилучшим. Никто не может распродавать своего прежде, чем не будет распродано принадлежащее князю.

Назначенные писцы или переписчики (их называют испорченным греческим словом «дьяк», т. е. служитель, слуга) не только в княжеском дворце с величайшим старанием записывают счета и приход, но и в каждой области все тщательно собирают и предоставляют главному казначею.

Пошлины не очень велики. Послам разрешается привозить с собой сколько угодно купцов, которые по приказу князя ничего не платят и получают от него содержание. Когда-то астраханские купцы приезжали с берегов Каспийского моря и из Персии гораздо чаще, но из-за того, что большая часть татар была разбита, и из-за длительной войны с Персией, этот рынок стал менее многолюдным.

Я не слышал о золотых или серебряных рудниках, железные же существуют, но здешние люди, не очень деятельные, их почти не разрабатывают.

Князю все оказывают такой почет, который едва можно представить в помышлении. Они очень часто говорят (если даже так и не думают), что их жизнь, благополучие и все остальное дарованы им великим князем. По их мнению, все приписывается милости Божьей и милосердию великого царя, то есть короля и императора, как они называют своего князя.

Могло бы показаться, что этот народ скорее рожден для рабства, чем сделаться таким, если бы большая часть их не познала порабощения и не знала, что их дети и все, что они имеют, будет убито и уничтожено, если они перебегут куда-нибудь. Привыкнув с детства к такому образу жизни, они как бы изменили свою природу и стали в высшей степени превозносить все эти качества своего князя и утверждать, что они сами живут и благоденствуют, если живет и благоденствует князь. Что бы они не видели у других, этому не придают большого значения, хотя мыслящие более здраво и побывавшие за границей без особого труда признают силу и могущество других, если не приходится опасаться доносчика.

Купцы с берегов Померании, из Голландии и Англии обычно обычно переправляются в Московию через Балтийское море для покупки воска, кожи и мехов. А некоторые голландские и английские корабли, груженные медью и другими товарами, ежегодно приходят по верхнему Северному океану (его называют «Ледовитым», суровым, жгучим) в порт св. Николая[34] почти в самый Петров день. Отсюда товары перевозятся почти за 100 германских миль в Вологду, оживленный рынок Московии.

Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С 41–49.

№ 6

Джером Горсей

Рассказ или Воспоминания сэра Джерома Горсея, извлеченные из его путешествий, занятий, служб и переговоров, в которых он провел большую часть из восемнадцати лет, собранный и записанный его собственной рукой

Джером Горсей (? – после 1626 года), на Руси получивший имя Еремей Ульянов, был служащим английской Московской компании. Он совершил несколько путешествий в Россию, которые и описал в своих мемуарах. Подобно многим другим иностранцам, побывавшим в нашей стране, Горсей пренебрежительно отзывался о русском народе («по природе этот народ… дик и злобен») и потому всячески оправдывал жестокость Ивана Грозного, который якобы «не прожил бы так долго, поскольку постоянно раскрывались заговоры и измены против него»[35]. По-видимому, такое мнение было вынесено им из личных бесед с царем, с которым Горсей неоднократно встречался.

Царь занялся усмирением своих недовольных бояр и народа (people), держал в готовности две армии, хотя и с малыми издержками, так как его князья и бояре находились большей частью на своем собственном содержании, а дворяне и простые сыны боярские (common synnoboarskes) имели участки земли, получая ежегодно деньги и зерно из специально отведенных на это доходов с конфискованного имущества, налогов, пенных сборов; это содержание платилось им независимо от того, шли они на войну или нет, без уменьшения доходов царя и его казны.

Одно войско, состоящее из татар, использовалось в борьбе против королей Польши и Швеции,[36] войсками которых он был теперь окружен, в войне за Ливонию (Liolande), которую он прежде разорил и завоевал столь жестоко; другая армия, состоявшая, как правило, из ста тысяч конницы его подданных, за исключением немногих поляков, шведов, голландцев (Duch) и шотландцев, сражалась с его большим врагом – крымскими татарами; обычно эти военные действия продолжались ежегодно три месяца: май, июнь, июль. Он лишился большей части завоеванных в Ливонии (Liffland) городов: их отвоевал доблестный король Стефан Баторий (Stephanus Batur), но царь успел угнать оттуда всех богатых и именитых людей, его тиранство и жестокость проявились там с особой силой, об этом скорбно повествует ливонская история (Livonian historie).

Однажды в беседе со мной он/ задал мне много разных вопросов и был доволен моими быстрыми ответами; спросил меня, видел ли я его большие корабли и барки (barcks) у Вологды. Я сказал, что видел.

Какой изменник тебе их показал?

Слава их такова, что люди стекались посмотреть на них в праздник, и я с толпой пришел полюбоваться на их странные украшения и необыкновенные размеры.

А что