Окончание доклада, прерванного сенсационными заявлениями, получилось скомканным. Нарком просто без всяких эмоций зачитал отчет:

– Совершив поездку в районы формирования польской армии, Кот вынес о ней самое благоприятное впечатление. Кот поблагодарил за оказание помощи польским гражданам в СССР и заверил, что она укрепит поляков в их борьбе с Германией…

Закончив выступление, Вячеслав Михайлович встретился глазами со Сталиным и замер. Очень уж оценивающим был взгляд Верховного, направленный в сторону наркома. Он откровенно говорил о том, что Коба сейчас решает, что делать со своим старым товарищем, который позволил союзникам обвести себя вокруг пальца.

На самом деле Сталин думал вовсе не о степени компетентности своего наркома, а о посвящении его в тайну. Ситуация стала слишком сложной, и все больше отличалась от прежнего развития событий. Теперь уже нельзя обойтись одними инструкциями, наркоминдел должен понимать, что и зачем ему следует делать.

* * *

После совещания Сталин заказал чай для себя и коньяк для Молотова, которого он попросил задержаться. Перейдя в маленькую комнату для отдыха (большая была просто не нужна, так как квартира Сталина находилась здесь же в Кремле), они принялись за поздний ужин. Сам Верховный на работе предпочитал не пить, а после наставлений попаданца о здоровом образе жизни, которые совпадали с тем, что в один голос твердили врачи, вообще подумывал о полном отказе от курения и алкоголя. Но вот своему наркому он полстакана приказал налить. Последствия темпорального шока непредсказуемы, а потому для его нейтрализации требуется универсальное лекарство. Заметив, что Молотов перестал есть и вопросительно смотрит на него, Верховный кивнул ему на тарелку.

– Вячеслав, ты же сегодня не обедал? Тогда кушай больше, беседа будет длинной.

Послушно съев еще пару бутербродов и допив коньяк, Молотов вытер губы салфеткой, показывая, что готов к разговору. Сталин снова указал на бутылку антитемпошокового средства и, только после того, как нарком принял вторую дозу, наконец заговорил, начав издалека:

– Вячеслав, ты помнишь, что в сентябре мы готовились к обороне совсем не там, где немцы собирались наступать.

Удивленно подняв брови, Молотов молча кивнул. Он еще не понял, к чему клонит Сталин, но как старый подпольщик и опытный дипломат, лишних вопросов привык не задавать.

– Мы вообще считали, что немец сможет собрать только одну танковую группу. Так нас информировали. – В раздражении Сталин сжал пальцы здоровой руки и резко взмахнул ею, едва не ударив кулаком об стол. – Разведка называется. В общем, остановили бы мы противника не под Вязьмой, а под Москвой. А к нынешней линии фронта смогли бы вернуться лишь к весне, после зимнего наступления.

– Насколько я помню, с нами тогда вышел на связь очень информированный человек из германского штаба или даже руководства страны?

– Вышел, только не из Германии. И кроме планов «Тайфуна», он еще много чего нам полезного рассказал. О том, что сейчас происходит в мире, что случится через год и через пятьдесят лет, да и еще позже. Кстати, помнишь, Вячеслав, лет двадцать назад к нам в Москву приезжал английский писатель Уэллс. Он много беседовал с товарищем Лениным, и я тоже его принимал в своем кабинете. Мы тогда спорили с ним о будущем. Ты читал его книги?

«Так значит, этот товарищ построил такую машину, как в книге Уэллса, – промелькнуло понимание в глазах изумленного наркома. – Наверняка он может многое подсказать нам по механизмам будущего».

– Правильно, узнали мы от него действительно много, и не только о военной технике, но и о международной политике. Вячеслав, не обижайся, что сразу тебе все не сказал. Ты же старый большевик, еще в реальном училище занимался подпольной работой. Так что правила конспирации тебе напоминать не надо.

– Понимаю, количество информированных товарищей в таком вопросе нужно ограничивать. А почему сейчас рассказываешь?

– До сих пор в мире все шло так, как и должно быть, хотя и с некоторым преимуществом для нас. А вот после вступления в войну Америки началась би-фур-ка-ция. Это значит, что историю можно повернуть по новому пути. Так что теперь тебе тоже пора браться за работу. Ознакомься вот с этими документами. То, что по технике, пока пропусти, кроме ядерного оружия. Все, что касается танков, самолетов и кораблей, тебе завтра разъяснит товарищ Куликов. Ты у нас тоже технарь, так что разберешься и выскажешь свое мнение.

Просмотрев стопку листов с неровными строчками текста, напечатанного на машинке неопытной рукой, Молотов хмыкнул, дойдя описания талантов товарища Сталина:

– Коба, надо же, какую глупость он пишет. Ты якобы плохо разбираешься в оперативном искусстве, а твои знания, основанные на опыте гражданской войны, полностью устарели.

– Тут он прав, – с несвойственной ему самокритичностью возразил Верховный. – Я считал, что могу разобраться в управлении войсками, и такая неприятная оценка сначала показалась мне неправильной. Но, обсудив все с Шапошниковым и Василевским, я все-таки понял этот свой недостаток. Там в бумагах дальше написано, что в той истории я осознал это лишь через год.

– Да что он понимает, – искренне вспылил Молотов, действительно считавший своего вождя великим теоретиком. – Ведь ты каждый день у меня на моих глазах с военными общаешься. Может, некоторых знаний у тебя пока и недостает, но главное, это вкус к военному делу иметь. А у тебя этот вкус есть.

Перелистав еще пару страниц, нарком снова не удержался от комментария:

– Не зря я этому Литвинову не доверяю. Все историки в будущем пишут, что он предатель, даже те, кто его защищает. Да, у него есть заслуги, но надо сразу его снять, а не тянуть.

Когда нарком дошел до характеристики на самого себя, то, не выдержав, рассмеялся и процитировал:

– «Молотов всю жизнь оставался убежденным сталинистом, хотя и считал Сталина слабым экономистом. На его взгляд, Сталин является несравненным организатором, прирожденным лидером, а также хорошо разбирается в военной технике. М. оставался принципиальным противникам Хрущева по основным вопросам…» Дойдя до этого места, он сразу погрустнел. Веселье сразу куда-то испарилось.

– П-послушай, Коба. – Молотов начал заикаться, что бывало с ним только в минуты сильнейшего волнения. – Н-не пора ли расстрелять Никиту, а то как бы поздно не было. Или устроить несчастный случай. В-война.

– Да что вы все прицепились, расстрелять, расстрелять, – рассердился Верховный. – Всех расстрелять, кто тогда работать будет? Меня вот больше Маленков волнует, но кто его сможет заменить? Читай давай, Молотошвили.

С недовольным видом Молотов быстро просматривал записи, но когда он дошел до страницы с сомнительными фактами, почерпнутыми из либеральной прессы будущего, его снова начал разбирать смех:

– Что тебя так развеселило, Вячеслав, слухи про Берию?

– Да нет, я чего-то в таком роде и ожидал, но вот как они над бедным Поскребышевым изгаляются. Ну ладно, тихий и незаметный секретарь, оказывается, всех наркомов матом кроет. Ладно, ты его избиваешь, хотя я не могу взять в толк, зачем. Но почему надо было выдумывать такой идиотский способ избиения – хватать его за волосы и головой об стол?