— Так! — сказала Ольга. — Дрыхнем!

Ей хотелось побыть в этом сокровенном месте одной.

— Где кошечка?

— Убежала, Ольга Викторовна, вот вам истинный крест, убежала. Я только дверь чуть-чуть, вот на такую щелочку, приоткрыла…

— Мерзавка ты, Ларка. Тебе бы только с мужиками в моей постели трахаться, а ни работы, ни заботы о квартире от тебя не дождешься.

— Неправда, все это соседки наговаривают. Вот вам истинный крест, наговаривают…

— Так уж наговаривают?

— Ну, был вчера один курсант из кагэбистов, мальчику в увольнении некуда деться было…

— Так это ты с ним квартиру вверх дном перевернула? Все бумаги перерыли? Что искал твой стукач гэбэшный, отвечай, лахудра! — закричала Ольга, направив на побелевшую домработницу никелированный «браунинг» — подарок отца.

— Заграничный адрес какого-то Хабулы, — жестяными губами ответила та.

— Все, собирай манатки и выкатывайся! Будешь знать, как в чужих бумагах рыться и телефонные разговоры мои передавать плешивому Походину.

— Ольга Викторовна, они же генерал! В Чимкент грозили обратно меня выслать!

— Ну вот, поганка, испортила все настроение! — после ее ухода не могла найти себе места Ольга. Ох, не в ней дело — плешивый Ромео травит тебя, как лису собаками… Куда ни кинешься — его стукачи. Впрочем, все еще не так плохо. Вон как лукаво подмигивает с полочки любимый пупсик — пухлый малышок с большим молочным зубом.

Позвонила по телефону.

— Дядя Игорь спит, — ответил мальчишеский голос.

Потом Ольга прошла в спальню, порылась в гардеробе и вынула оттуда что-то белое, воздушное. Всплакнула, свернула это в комок и уложила в плотный пакет. Нашла на столе почтовый конверт, а вот над письмом просидела целый час, роняя слезы и сморкаясь. Написав, вложила письмо в конверт, надписала адрес и, сунув его в пакет, заклеила вдоль и поперек широким скотчем.

В соседней квартире дверь открыла ее выгнанная домработница. Ольга протянула ей ключи:

— Черт с тобой, живи, лахудра. Но за это дай слово, что этот пакет отнесешь по указанному адресу. И только по этому адресу, ты поняла?

— Только по этому адресу! — выпучив глаза, истово перекрестилась домработница.

По дороге на аэродром Ольга заехала на Центральный телеграф и набрала Цюрих:

— Алло, герр Коробофф?.. Я твоя дочь Ольга… Через четыре дня буду крестить Нику в православную веру… Нет, только в православную… Да, да, договорилась… Высылай Нику с фрау Мартой немедленно… Немедленно, потому что поезд идет долго… Нет, нет, только поездом — она не переносит самолет… Я сама привезу Нику потом в Цюрих, тогда и поговорим о Танзании… Целую, папуля!.. Привет супруге и братику!..

* * *

Ольга не понимала и не принимала тех людей, которым не везло в жизни. В конце концов человек с головой всегда окажется на плаву, при любой власти и в любых условиях. Все дело в том, какую ты цель ставишь перед собой.

Когда пресмыкаешься и ползаешь перед жизненными препятствиями на животе, они вырастают перед тобой в непреодолимые горы. Но стоит подняться, так и перешагнуть их окажется не так трудно. А уж если взмыть в небо, то невозможного перед тобой как не бывало. Тем, кому удается оторваться от земного притяжения, наши беды и горести кажутся смешными, а земля такой маленькой.

Ольга не летела, а парила на своем легкокрылом самолете над заснеженной Москвой. Как хорошо вот так, вольно заложить руки за голову, выгнуть спину и поплевывать сверху на все ваши неурядицы, злобу, вражду вашу, мелкие вы букашки-буржуашки. Мелкие и гнусные у вас страстишки и мыслишки…

В свободном полете на собственном самолете — не об этом ли она мечтала в детстве, предводительствуя ватагой дворового хулиганья?.. Нет, в юности ее мечты были куда приземленней, как и сама юность. Тогда ей грезились всего-навсего белая «Волга» и космонавт или, на худой конец, первый секретарь какого-нибудь процветающего обкома. Он открывает дверцу, и оттуда выныривает стройная красавица в белых шортах с распущенными золотыми волосами, окутанная ореолом тайны, духов и мечтаний.

Но появился капитан-десантник — тоже ничего. Из капитанов с годами вырастают генералы. Красавец капитан сгинул в тюремных пересылках и зонах так же быстро, как и появился, оставив пробудившуюся для неистовых ласк, неутоленную женщину. Папа подарил безутешной единственной дочери белую «Волгу» и в приложение к ней нового жениха, а сам свалил в Швейцарию. Положение его со временем там стало прочным. Он знал, что рано или поздно придут новые времена для России, а с ними и новые ее хозяева. В этом Коробов был убежден и, как затаившийся в зарослях тигр, ждал своего часа.

Московский сват Коробова — Мучник-старший — входил в силу.

Рокировка сына-фарцовщика с отцом позволила Мучнику — заведующему торговой базой и цеховику с его не легализованными в то время валютными миллионами — остаться в тени, из которой всегда удобнее следить за изменением формы пятен на солнце. Астрологи по ним предсказывали быстрое развитие капитализма в России, Мучнику-старшему — виллу вблизи Хайфы, а Мучнику-младшему — каменные палаты, губернскую тройку и графский титул.

Потом пошли Канары и Лазурный Берег, Ямайка, Акапулько. Все новенькое, свеженькое, как в первую брачную ночь. А потом пошло-поехало…

Господи, как хорошо вот так парить над грешной землей!.. Даже мимолетное увлечение конным спортом не могло сравниться с ощущением власти над временем и пространством, когда в собственном самолете летишь над бренным миром.

Эту власть можно лишь отдаленно сравнить с властью над людьми. Да и что это за люди, над которыми Ольга властвовала! Игрочишки без единого злотого в кармане на ярмарке тщеславия. Выскочки и лицемеры, спешащие не упустить своего и чужого на празднике жизни… Разве может сравниться власть над ними с властью над бескрайним небом!

Легкокрылая «Сессна» легко и гордо парит над Москвой. За штурвалом она, красивая, как на телеэкране.

Здесь, в полете, к Ольге пришло пьянящее ощущение свободы. Только здесь ей мог встретиться достойный избранник, кто бы он ни был, человек, антихрист или ангел…

Она загадочно улыбается и прищуривает свои огромные голубые глаза.

Яркое солнце играет на пластиковых обтекателях, и искорки на концах крыльев становятся похожими на отблески огня, отсвечиваемые мамандами…

Шума мотора не слышно, только звучит откуда-то тягучая постоянная музыка, как призыв в неизвестное и неизбежное…

И вдруг, словно взмахом руки, кто-то прерывает эту музыку и пресекает полет…

Когда самолет шел прямо над солнцевским массивом, Ольга сняла управление с автопилота и положила руку на штурвал, однако он как-то слишком легко подался назад. Нос самолета задрался вверх к солнцу и закрыл собой панораму Москвы.

Ольга взяла штурвал на себя, но снова перед ней отблескивал только задранный в небо нос машины. Вертикальные тяги штурвала не слушались. Стрелка альтиметра стремительно поползла вниз, двигатель стал кашлять и работать с перебоями, скорость падала.