– Извини. Что ты сказала?

– Я говорю, что король Людовик собирается захватить Милан. А еще теперь, когда супруга Карла, Анна Бретонская, осталась вдовой, он хочет аннулировать свой брак. Жена Людовика, Жанна, по всем меркам неказиста и набожна. А к тому же бесплодна, что делает ее пригодной только для монастыря.

Голова у меня шла кругом. Я почти запуталась в лабиринте событий. И уже совсем не понимала, какое они могут иметь отношение ко мне. Не дождавшись от меня ответа, Санча постучала ногой о пол:

– Ты хоть понимаешь, что это значит? Когда Чезаре перестанет быть кардиналом, ему потребуется титул. Но герцогство Гандия для него недоступно. Оно принадлежит сыну Хуана в Испании, и его вдова будет бороться за свои права до последнего вздоха. Она даже зашла настолько далеко, что обвинила Чезаре в убийстве ее мужа.

Санча сделала театральную паузу, оценивая мою реакцию. У меня пересохло во рту. Не хотелось слушать дальше. Лучше бы ей сейчас уйти, хоть она и милая женщина. Папочка убедил меня отказаться от воспитания сына, потому что присмотрел мне нового жениха. Я гнала от себя эту мысль, а ведь и Хуан, и Чезаре предупреждали: это моя судьба.

– Его святейшество, конечно, не станет терпеть такое безобразие, – продолжила Санча, которую невозможно было остановить, когда дело касалось передачи слухов. – Он отправил посла в Испанию, чтобы разоблачить вдову и ее обвинения. Но их католические величества постановили, что герцогство должно перейти к ее сыну, и с этим уже ничего не поделаешь. Но тебе не кажется странным, что его святейшество приостановил расследование обстоятельств смерти Хуана? Он продолжает говорить, что жаждет мести, но как можно мстить, не найдя убийц? В любом случае, – вздохнула она, явно не ожидая от меня ответа, – когда Чезаре сложит с себя сан, ему потребуется подходящая жена. А если мы удовлетворим просьбу Людовика об аннулировании его брака, это сделает французского короля нашим должником, что отвечает планам Чезаре.

Наконец-то я поняла, к чему она ведет.

– У него есть… планы?

Не успев еще закончить свой вопрос, я поняла: конечно, у Чезаре есть планы. Когда их у него не было?

– Ну да. Он хочет жениться на мне.

Повисло напряженное молчание. Но не успела я найти подходящие слова, как Пантализея в негодовании воздела руки к небесам:

– Вот уж не думаю, что мой господин Чезаре падет так низко!

– Как ты смеешь?! – напустилась на нее Санча.

Ухватившись за подлокотник кресла, я приказала Пантализее выйти.

– Ты должна ее выгнать! – рявкнула Санча. – Эта шлюха слишком много себе позволяет. Будь она моей служанкой, я бы с нее шкуру спустила.

Я выбрала надлежащий случаю тон, ведь Санча имела право защищать свое достоинство.

– Она из моих самых доверенных женщин, но можешь не сомневаться, ей достанется за проявленное неуважение.

Санча никак не могла умерить свою ярость, и тут я, хотя и с опозданием, заметила, что она тоже не прежняя. Перемена в ней не так бросалась в глаза, как во мне, и все же время закалило и ее.

– Как Чезаре может жениться на тебе, если ты уже замужем за Джоффре?

Мой вопрос заставил Санчу отвести глаза, а ее пальцы принялись терзать богатую вышивку на юбке.

– Джоффре не годится в мужья. Он… слишком маленький. Чезаре меня любит. Он признался мне в этом, когда мы были в Неаполе.

– Признался?

Я не удивилась, что он снова взял ее в свою постель, хотя сразу после смерти Хуана это и выглядело бестактно. Впрочем, он не объявлял траура. Он вообще не делал этого ни по какому случаю. И еще я обнаружила в ее признании некий подвох. Вот в чем состояла перемена, которую я почувствовала: она лгала, пытаясь скрыть свою слабость. Санча Неаполитанская, коварная придворная соблазнительница, влюбилась так сильно, что пожелала преобразовать свою связь с Чезаре в супружество. Стремился ли к тому же и Чезаре? Мне хотелось в это верить, но я не могла. Мой брат любил только двух человек на свете: папочку и меня. Я не видела в нем никаких признаков того, что Санча для него нечто большее, чем постельная утеха, которую он отвергал прежде и, несомненно, отвергнет снова, когда сочтет нужным.

– С Чезаре нужно быть осторожной, – тихо сказала я. – Он нередко обещает то, что не может выполнить.

Санча демонстративно распрямила плечи:

– Это обещание он выполнит. Он сказал мне, что горы свернет, чтобы сделать меня своей женой и защитить Неаполь от французов. Хотя я думаю, для того и другого горы сворачивать не придется. Франция теперь на стороне его святейшества. Что же касается моего брака с Джоффре, то папа без особого труда расторг твой брак с Джованни. Разве нет?

Я подавила смешок. Она думает, что это далось без труда? Считает, что мой брак аннулирован лишь росчерком пера? Правда, а почему бы ей так не думать? Для любого, кто был избавлен от грязных подробностей, это выглядело простейшей вещью в мире.

– Все было не так легко, как тебе кажется, – сказала я. На лице ее отразилось сомнение, и я добавила: – Но возможно, с тобой все будет иначе. – Я похлопала ее по руке. – Рада за тебя. Правда. За тебя и Чезаре. Но ты должна меня извинить. Как ты сказала, мне предстоит развлекать пол-Италии, и я должна отдохнуть. Ты не очень обидишься?

– Нет-нет. Тебя ждет серьезное испытание – встреча со всеми этими посланниками, которых отрядили твои ухажеры, чтобы произвести на тебя впечатление. – Она поцеловала меня в щеку и развернулась к двери. – Да, чуть не забыла. Есть и еще один соискатель твоей руки.

Я заставила себя улыбнуться пошире, хотя была не в силах думать о еще одном женихе:

– Пусть это останется сюрпризом.

– Я уверена, что он будет участвовать, – сказала она через плечо, распахивая дверь. – Вернусь, когда ты отдохнешь. Если эта мегера – самая доверенная твоя женщина, то тебе понадобится помощь в выборе платья. Эта Пантализея одевается как крестьянка.

Sala dei Pontefici был переполнен. Чадили свечи во множестве канделябров и кованых чугунных люстр, усиливая духоту. Для меня на возвышении стояла скамеечка с подушкой, и оттуда я смотрела на курьеров, послов и знать. Папочка неторопливо прошел по залу, потягивая вино из кубка, а слуга нес за ним графин. Я заволновалась, увидев его за этим занятием: после смерти Хуана папочка слишком много пил, тогда как прежде славился воздержанностью. Этим вечером он явно был навеселе, размахивал руками – этакий благожелательный Вакх – и предлагал послам подойти к подножию возвышения и поздороваться со мной. Я сидела неподвижно, с натянутой улыбкой, и отвечала на их комплименты. Санча сказала правду. Меня разглядывали, как откормленного теленка[73].

– Постарайся не казаться такой печальной, – пробормотала Санча. Она сидела рядом со мной, в алом платье с обнаженными плечами. – Я тебе говорила: не стоит волноваться. Это только смотрины. Ни один из них не достоин претендовать на твою руку.