— В смысле?

— Они видятся каждый вечер. Но никогда нигде не остаются наедине, — объяснил Заим осторожно.

— Откуда ты знаешь?

— А где им встречаться? Мехмед ведь так и живет с родителями.

— У него же была квартира где-то в Мачке, он туда еще разных девушек водил...

— Был я как-то на той квартире... Он меня приглашал выпить, — сказал Заим. — Там настоящий притон. Отвратительное место. Если Нурджихан умная девушка, она никогда в жизни шагу туда не сделает, а если только сделает, Мехмед никогда на ней не женится. Даже я чувствовал себя неловко: соседи в замочную скважину подглядьшают, не привел ли жилец очередную проститутку.

— Ну и что ж ему делать? Разве холостому мужчине так просто снять в этом городе квартиру?

— Поехали бы в «Хилтон». — рассудил Заим. — Или купил бы Мехмед себе квартиру в хорошем районе.

— Ему нравится жить в семье.

— Тебе тоже, — заметил Заим. — Сейчас скажу что-то как друг, только ты пообещай не обижаться.

— Говори, не обижусь.

— Если бы вы с Сибель, вместо того чтобы тайком встречаться у тебя в кабинете, ходили в ту квартиру, куда ты водил Фюсун, поверь — сегодня были бы вместе.

— Это тебе Сибель сказала?

— Нет, дорогой друг. Сибель ни с кем о таких вещах не разговаривает. Не беспокойся.

Мы немного помолчали. У меня испортилось настроение. Приятные сплетни вдруг превратились в обсуждение моих переживаний, будто со мной случилось несчастье. Заим заметил это и, чтобы сгладить неловкость, рассказал, как они недавно встречались всей компанией — Мехмед, Нурджихан, Тайфун и Крыса Фарук — и допоздна сидели в одной закусочной на Бейоглу, где ели хаш. А потом вместе поехали кататься на двух машинах вдоль Босфора. Потом однажды вечером они с Айше пили в Эмиргане чай и слушали музыку и вдруг случайно встретили Хильми и остальных и на четырех машинах поехали сначала в недавно открывшийся «Паризьен» в Бебеке, а оттуда в клуб «Лалезар», где выступали «Серебряные листья».

Слушая увлеченный и слегка приукрашенный рассказ Заима, пытавшегося расшевелить меня и вернуть к былой беззаботности и легкости, я не завидовал ему, но, когда вечерами просиживал у Кескинов, ловил себя на мысли, что вспоминаю о прежней веселой жизни. Не стоит думать, будто я страдал от невозможности вернуться к старым друзьям, к безмятежным, а иногда и разгульным радостям. Только иногда, у Кескинов за столом, у меня возникало чувство, что в мире не существует ничего особенного, а если и есть, то точно где-то далеко от нас.

В первую ночь 1977 года я вдруг задумался, что сейчас делают Заим, Сибель, Мехмед, Тайфун, Крыса Фарук и другие. (Заим говорил, что установил у себя на даче электрическую систему отопления, отправлял туда привратника разжечь камин и устраивал большие приемы «для всех».)

— Кемаль, смотри, выпало двадцать семь! У тебя есть! — перебила мои мысли Фюсун.

Увидев, что я отвлекся от игры, она сама положила на мою карту бочонок номер 27 и улыбнулась: «Хватит витать в облаках!», а потом внимательно, с тревогой и даже с нежностью заглянула мне в глаза.

Конечно, я ходил к Кескинам за этим вниманием. А потому тут же почувствовал себя невероятно счастливым. Но счастье в тот вечер далось мне нелегко. Чтобы не огорчать мать и брата и скрыть свои планы на новогоднюю ночь, я сел за праздничный стол дома. Потом сыновья Османа, мои племянники, принялись просить отца поиграть в лото, я даже сыграл партию со всей семьей. Помню, в какой-то момент мы с Беррин переглянулись: та насмешливо вскинула бровь, видимо усомнившись в искренности семейной идиллии.

— Да ладно тебе, мы же просто играем, — шепнул я ей.

А прежде чем выбежать из дома, сославшись на прием у Заима, поймал на себе её взгляд. Беррин просто так не провести, но мне были безразличны её догадки.

Быстро двигаясь на машине с Четином в сторону Чукурджумы, я был взволнован и счастлив. Они ждали меня к ужину. Я первым сказал тете Несибе, что хочу встретить Новый год с ними. Мои слова означали: «Пусть Фюсун останется дома в эту ночь». Тетушка считала, что дочь поступает неприлично и по-детски, уходя перед моим появлением у них, хотя я в качестве близкого друга семьи всячески поддерживаю её мечту сняться в кино. Да и Феридун тоже не прав, что проводит время где-то в кофейнях. Но поскольку никто ни на кого не таил обиду, мы решили не обращать на это внимания: сама тетя Несибе не раз называла Феридуна за глаза «наш мальчик».

В ту новогоднюю ночь я прихватил с собой несколько подарков, которые мать заготовила для игры лото. Приехав к Кескинам, я взбежал по лестнице к двери их квартиры и получил первую порцию счастья, когда увидел глаза Фюсун. Точно фокусник, вытащил подарки из пакета и расставил на столе: «Это для тех, кто выиграет в лото!» Как и мама, тетя Несибе тоже всегда готовила разные вознаграждения победителям в игре, традиционной для новогодних праздников. Мы смешали её подарки с принесенными мною. В ту ночь нам так понравилось играть вместе, что последующие восемь лет лото стало для нас обязательной новогодней традицией.

В моем музее радости хранится тот самый набор для игры в лото, к которому прикасалась Фюсун. Дома у нас имелся точно такой же. Сорок лет подряд, до конца 1990-х годов, в новогоднюю ночь мать развлекала сначала меня с братом и двоюродными племянниками, а потом внуков. В завершение праздника, когда подводились итоги игры и раздавались подарки, а дети и соседи начинали зевать и клевать носом, мать, как и тетя Несибе, аккуратно собирала деревянные бочонки в бархатную сумочку, пересчитав их (всего 90 штук), складывала игровые карты, перевязав ленточкой, и, положив все в сумочку, прятала куда-нибудь до следующего Нового года.

Сейчас, прилагая такие усилия, чтобы совершенно искренне поведать пережитую мной историю любви и собрать предметы, которые бы воссоздали её во всей полноте, уверен, что наша новогодняя забава послужит прекрасным символом тех волшебных, но странных лет. Лото, неаполитанская игра, за которой в канун Рождества проводят время в семейном кругу, была заимствована турками у левантинцев и итальянцев и, как и многие другие европейские традиции и привычки, приобрела популярность после календарной реформы Ататюрка, превратившись в неотъемлемую часть домашних развлечений в новогоднюю ночь. В 1980-е годы перед каждым Новым годом газеты дарили своим подписчикам дешевые наборы лото из картона с пластмассовыми фишками. В те годы на улицах появилось множество лотошников. Они носили фишки в черных сумках, а в подарок победителю дарили контрабандные американские сигареты или виски. Упростив лото до мини-игры, эти уличные зазывалы обирали граждан, всегда готовых попытать удачу, с помощью особо сшитых сумочек. Именно в те дни, когда я несколько раз в неделю бывал у Фюсун, слово «лото» начало приобретать в турецком языке значение «испытать судьбу».

Я рад, что благодаря вещицам, которые потом тщательно отобрал для своего музея из призов, заготовленных в свое время мамой или тетей Несибе для победителей, могу рассказывать свою историю как жизнь вещей, которые просматриваю сейчас с волнением истинного коллекционера.