Болгары в крепости пытались ответить тем же. С обеих ближних башен беспрерывно стреляли большие катапульты, а на участок стены между ними установили несколько более легких баллист. Однако их редкие выстрелы почти не приносили урона укрытым за щитами из жердей дарникцам.

В наступившей ночи отдохнувшая смена «варварского» войска в самом деле принялась таскать к стене мешки и корзины с песком и землей. На попытки осветить их факелами и осыпать стрелами из темноты шквальным камнепадом ответили липовские пращники, заставив противника больше прятаться, чем стрелять.

На следующий день за возведением насыпи уже увлеченно следили все ромейские воины, а архонты жаловались мирарху, что теперь их уже невозможно посылать под болгарские стрелы и камни. И все же, несмотря на совместные усилия сотен людей, насыпь, чем больше становилась, тем медленней росла. Когда она поднялась на три сажени, на нее ночью по веревкам спустились с лопатами и мешками болгары, раскидывая землю по сторонам, а часть камней поднимая наверх для своих баллист. Словенские пращники снова вступили в дело, загоняя их назад на стену.

— Что-то долго затянулось твое завтра? — заметил, снова наведавшись, Лаодикис.

— В нашем языке «завтра» означает не только завтрашний день, но и все, что происходит потом, — как мог выкручивался Дарник.

Три дня и три ночи прошли в непрерывных земляных работах, и вот, когда до верхних зубцов оставалось не больше полутора саженей, в ставке мирарха появились болгарские переговорщики. Прискакавший вскоре к словенам гонец передал команду прекратить строительство насыпи — условия сдачи крепости были приняты.

— Теперь нас заставят еще сносить эту горку, — шутили довольные липовские воеводы.

Болгары выговорили себе почетные условия сдачи: уходили из крепости при оружии и под знаменами.

Стал думать об уходе на родину и Дарник. На пиру, устроенном в честь славной победы, спросил Лаодикиса:

— А дальше что? Не устала ли Романия от присутствия моего войска?

— Может, и устала, — милостиво улыбнулся мирарх. — Пошлем запрос в Константинополь и все узнаем.

Запрос действительно был послан, но, прежде чем пришел ответ, вокруг поползли слухи о новой войне с армянами. Не оставалось никаких сомнений, что словен перекинут туда.

— Чем лучше мы будем воевать, тем меньше возможности, что нас когда-нибудь отпустят, — сказал по этому поводу Сечень. — А не пойти ли нам домой без разрешения?

— Без разрешения никто не даст нам дромоны, — резонно возразил князь.

— А зачем на дромонах, когда по земле надежней.

Эта мысль приходила Дарнику и самому. Но тысячеверстный путь по враждебным землям был слишком труден и рискован.

— Неужели наши булгары не договорятся со своими единоплеменниками-болгарами? — продолжал рассуждать бывалый бродник.

Действительно, еще каких-то полтораста лет назад все булгары были единой ордой, потом одна часть пошла вверх по Итилю, а другая оказалась здесь, во Фракии и Македонии. Но из этой южной булгарской ветви лишь старики еще хранили свое прежнее наречие, остальные давно перешли на местный словенский язык.

Предложение Сеченя прозвучало заманчиво, но хитроумные ромеи были мастерами плести козни между народами и в отместку за самовольный уход могли подкупить любое племя напасть на слишком малый липовский отряд, поэтому действовать приходилось предельно осмотрительно.

— Мои люди слишком застоялись без дела, — сообщил Рыбья Кровь мирарху. — Хотят совершить набег на болгар.

— Сразу после договора о мире? — удивился Лаодикис.

— Мы же не ромеи, мы наемное войско. Если ты дашь нам договор на прекращение нашей службы, мы можем нападать на свой страх и риск за пределами Романии на кого угодно.

— Разрешение из Константинополя на ваш отъезд еще не получено.

— Это неважно. Нам хватит и твоего разрешения.

— А если придет отказ? Тем более что война в Армении? Да и зачем тебе мое разрешение? Болгарам показывать?

— Прежде всего оно нужно тебе, чтобы оправдаться, что не ты помогал нам в набеге. Мы же никуда не денемся. Морем уплыть не сможем. Пройти через все Болгарское царство тоже не получится. Короткий бросок — и назад. Четверть захваченной добычи твоя.

Доводы, особенно последний, показались мирарху весьма привлекательными, и, чуть подумав, он дал согласие.

Липовцы встретили разрешение на проход домой с ликованием — всем этот затянувшийся поход надоел до крайности. Сербы, прослышав про набег, просили их взять с собой, Дарник вежливо отказывался:

— Для набега слишком большое войско не нужно. Просите у мирарха набег в другую сторону.

Чтобы еще лучше обмануть ромеев, Рыбья Кровь приказал оставить на месте все повозки, а книги, золото и ценные вещи разложили по вьюкам освобожденных из повозок лошадей и переметным сумам арсов.

В краткий срок набега поверил даже отец Паисий:

— Я как раз за эту неделю съезжу навестить свою константинопольскую родню, — обрадовался он.

— Неужели тебе еще не надоела вся эта глупость? — сказал, указывая на его измазанные чернилами пальцы, Дарник.

— Почему? По-моему, твое жизнеописание выходит весьма красочным.

— Ты что же, после Армении еще и в наш Русский каганат за мной поедешь?

— Обязательно. Для достоверности мне надо увидеть твою жену, всех твоих наложниц и детей.

— Ну, тогда возьми на всякий случай эту купеческую липовскую фалеру, чтобы тебя никто в наших землях не мог остановить.

Но даже эту фалеру священник принял всего лишь за свидетельство обычных дарникских рассуждений о собственной смерти, и только.

Войско, после отделения сербов, в самом деле было весьма малочисленно: семьсот липовцев, две сотни черного войска из молодчиков всех мастей и полсотни женщин. Отойдя от Хаскиди верст двадцать пять, дарникцы по другой староромейской дороге вошли на болгарскую землю. О том, что они пересекли границу, свидетельствовали конские хвосты, висевшие на сухих мертвых деревьях. Дарник приказал всем спешиться и двигаться дальше ведя своих коней в поводу — лучший знак мирных намерений.

Приграничная территория и до и после границы была пустынна — кто ж захочет все время подвергаться вооруженным нападениям. На ромейской земле встретились два укрепленных замка, на болгарской не было и того. Зато всюду полно развалин когда-то богатых, многолюдных вилл-поместий. В одной из них войско остановилось на ночлег.

Утром высланные вперед дозорные доложили, что впереди в седловине между двух холмов собралось много вооруженных болгар. Захватив с собой ватагу арсов, две ватаги булгар и полдюжины женщин, Рыбья Кровь отправился на переговоры.

Проехав версты полторы, они увидели на крутых склонах подступавших к дороге болгарских лучников. Дарник приказал своему отряду остановиться и спешиться и дальше поехал лишь в сопровождении знаменосца и булгарского сотского Калчу. Из доспехов на князе были лишь нагрудник и наплечники, скрытые под рубашкой, малый щит закинут за спину, а шлем с бармицей повешен на переднюю луку седла. Двадцать саженей, отделявших его от ближайших лучников, не позволяли надеяться уйти невредимым от их стрел.