– И что, ты и правда был таким прекрасным работником? Ты вспомни-ка.

Стармех замер, слегка приоткрыв рот.

В эту самую секунду судно накренилось и сзади раздался жуткий грохот.

– Сучий потрох! – заорал кок.

Дуфф обернулся и увидел, что большая кастрюля валяется на полу, а из нее вытекает огромная лужа густого зеленого горохового супа. Желудок у Дуффа сжался, к горлу подступила тошнота, он схватился за дверь, согнулся, и его вывернуло.

– Ну что, юнга, – усмехнулся стармех, – еще советы будут? – Он развернулся и вышел.

– Юнсон, ты чего, до сих пор блюешь?! – Кок протянул Дуффу бумажные полотенца.

– Что это было? – спросил Дуфф, вытирая рот.

– Буруны, – ответил кок, – бывает.

– Ясно. Иди отдохни, а я тут приберусь.

Закончив с камбузом, Дуфф вышел в кают-компанию и принялся собирать грязную посуду. Почти все разошлись – в кают-компании осталось лишь трое моряков и Хатч, который, похоже, вообще боялся шевельнуться.

Составляя на поднос тарелки и стаканы, Дуфф прислушался к разговору за спиной.

– Такие буруны бывают от землетрясения или лавины, – сказал один из моряков.

– Может, какие-нибудь испытательные взрывы, – предположил другой, – СССР вроде как проводит испытания в Баренцевом море, а потом буруны идут по всему миру.

– Слышь, радист, тебе ни о чем таком не сообщали?

– Нет, – засмеялся радист. – Единственное интересное сообщение на сегодня было про какого-то беглого типа со шрамом во все лицо – его полиция разыскивает.

Дуфф окаменел, но быстро опомнился и продолжил собирать посуду, вслушиваясь в беседу.

– Завтра уже пристанем. Побыстрей бы.

– Ага. У меня жена опять беременная.

– А на меня-то ты чего так смотришь?

Моряки добродушно захохотали.

Дуфф поднял поднос и повернулся. Хатчинсон вдруг поднял голову и выпрямился. После стычки он старался не смотреть на Дуффа и отводил глаза, но сейчас смотрел прямо на него. Слово стервятник, внезапно обнаруживший раненое беспомощное животное.

Ногой открыв дверь, Дуфф вошел на камбуз и поставил поднос на стойку. Черт. Черт! До спасения осталось меньше суток – почему же все это случилось сейчас?!

– Здесь помедленнее, – попросила Кетнес таксиста. Тот сбавил скорость, так что она смогла как следует рассмотреть толпу народа возле «Обелиска». На тротуаре стояли две полицейские машины с включенными мигалками.

– Что тут происходит? – спросил Ленокс, нагнувшись вперед. Такси забрало их возле церкви, сразу после похорон Дункана, поэтому и он, и Кетнес были одеты в полицейскую форму. – Пожарная сигнализация сработала?

– Комиссия по вопросам игровой деятельности закрывает «Обелиск», – сказала Кетнес. – Их подозревают в нарушении закона о казино.

Один из полицейских вывел из здания раздраженного мужчину в цветастой рубашке, светлом костюме и с внушительными бакенбардами. Мужчина горячо жестикулировал, объясняя что-то полицейскому, но того, судя по всему, его объяснения не интересовали.

– Да, плохи дела, – сказал таксист.

– И что же в этом плохого? – спросил Ленокс. – Что люди нарушают закон?

– Ну, как сказать. В «Обелиске» можно было пивка выпить и в картишки перекинуться и не наряжаться при этом, как на бал. И при этом не страшно было, что тебя там обдерут до нитки. А кстати, вы вот на фабрику едете. Знаете, что она закрыта?

– Да, – ответила Кетнес. Больше она ничего не знала. Утром ей позвонил некий Ангус, который настоятельно попросил ее взять с собой старшего инспектора Ленокса из Отдела по борьбе с коррупцией и приехать на фабрику «Эстекс», а на месте он, мол, расскажет им все остальное. Дело якобы касается коррупции в самых высоких эшелонах власти, поэтому Ангус попросил их никому не рассказывать об этой встрече. Кетнес заявила, что не знает никакого Ангуса, но тот сказал, что он – тот самый длинноволосый полицейский, с которым она вчера поздоровалась в лифте. Кетнес вспомнила. Милый, отзывчивый, немного застенчивый и больше похожий на хиппи, чем на гвардейца.

Такси двигалось в сторону фабрики, а Кетнес смотрела в окно, на жмущихся к стенам домов безработных. Сигарета во рту, мокрый плащ, голодный усталый взгляд – так выглядело большинство из них. Гиены. Прежде они были другими, такими их сделал город. Дункан говорил, что, если тебя кормят лишь падалью, значит, ты стервятник, даже если сам считаешь иначе. И что независимо от действий полиции лучший способ сократить уровень преступности – это дать жителям города работу.

– Вы опять откроете фабрику, да? – Таксист с надеждой посмотрел на Кетнес.

– С чего вы так решили?

– Макбет вроде поумнее Дункана будет.

– Это почему?

– Ну как – тот взял и закрыл нормальную фабрику, просто потому, что оттуда идет какой-то вредный дым. Да рабочие все равно курят, поэтому в любом случае помрут! Там пять тысяч человек работали. Значит, целых пять тысяч рабочих мест! Но нет, этот жлоб из Капитоля взял и прикрыл все – дым ему, видите ли, не понравился! А Макбет-то – он один из наших, он все понимает и обязательно что-нибудь придумает. Хорошо, что Макбет сейчас за главного. Глядишь, скоро у народа тут опять деньжата заведутся, и таксистам прибавится работенки.

– Кстати, про Макбета. – Кетнес повернулась к Леноксу: – Он два дня подряд отменяет утреннюю летучку, а в церкви был какой-то бледный. Он что, заболел?

– Он – нет, – ответил Ленокс. – Леди заболела. Макбет почти не появляется на работе.

– Хорошо, конечно, что он такой заботливый, но он комиссар полиции и обязан еще и следить за порядком в городе.

– Повезло ему – у него есть мы, – улыбнулся Ленокс.

Такси остановилось у ворот, на которых висела цепь с замком. Рядом на выщербленном асфальте валялась табличка с надписью «Закрыто». Кетнес вышла из машины, обошла ее и, остановившись со стороны водителя, окинула взглядом унылый индустриальный пейзаж. Ни единого телефона-автомата. А на фабрике телефоны, скорее всего, давно не работают.

– Как нам вызвать такси, когда мы поедем назад? – спросила она.

– Я подожду тут, – ответил таксист, – в городе все равно ловить нечего.

Возле входа в здание стоял ржавый автопогрузчик, а рядом громоздились гнилые деревянные поддоны. Рядом с главными воротами виднелась небольшая приоткрытая дверь.

Кетнес и Ленокс прошли внутрь. Здесь, в сводчатом цеху, было еще холоднее, чем на улице. По обе стороны, насколько хватало глаз, тянулись печи, похожие на огромные церковные скамьи.

– Эй! – крикнула Кетнес и вздрогнула, когда ее крик эхом вернулся к ней.

– Сюда! – послышалось сверху, оттуда, где прежде располагался кабинет директора фабрики и наблюдательный пункт. «Прямо как наблюдательная вышка в тюрьме, – подумала Кетнес, – или церковная кафедра».