Стояла хорошая погода, было еще совсем рано, слишком рано для встречи на улице с красивой женщиной. Он устроился под большим зонтом от солнца на террасе единственного шикарного отеля со странным названием «Отель Гоннэ и королевы», в двух шагах от казино, закрытого до зимы. Мэй была права, жара прогнала из города большинство туристов. Тем не менее здесь было не совсем пустынно. Всюду сновали американцы, и им, казалось, было очень приятно открыть для себя Францию, брошенную парижанами, — некое подобие провинциального и морского рая, который принадлежал теперь только им и которым они обладали с удовольствием исследователей.

Что касается женщин, это было не то, чего хотел Стив. Он смутно представлял себе красивую загорелую француженку, но видел вокруг себя только строгую элегантность спортивных немок и нескольких старых англичанок, которые еще не сбежали от жары. «Нужно было дождаться вечера, — сказал он себе. — Все было бы гораздо быстрее и проще». Правда, к полудню, если быть оптимистом, на горизонте могут появиться несколько очаровательных особ. А потом — импровизация. Он прекрасно знал все тонкости дела, в течение многих лет сокрушая сердца Восточного побережья.

Мимо прошел продавец газет, Стив купил несколько номеров и начал с финансового обзора. Для него новости были превосходными: его зятья успешно руководили бизнесом. Он подсчитал, сколько времени уже провел во Франции: скоро будет два месяца. В конце года он вернется в Америку и снова впряжется в дела, как сказал бы отец. Но нужно ли думать о будущем? Ему хорошо именно сейчас, когда он грезит о незнакомке, о том, как вечером пригласит ее на кожаные подушки своей «Голубой стрелы», приведет на свой берег… А что будет потом, увидим.

Стив снова уткнулся в газету, пробежал глазами политические новости. У Франции дела шли не так удачно, как у него. В Марокко опять начались волнения, в Сирии к власти пришли повстанцы, и Франция должна была послать туда войска. Журналистов, однако, не волновал заем, к которому Кайо, министр финансов, вынужден был прибегнуть, чтобы заполнить дефицит казны. Зато было много откликов на season в Довиле. В некоторых из них злорадно замечали, что все большее число иностранцев, особенно американцев, покидает пляж Флери в пользу очарований летней Ривьеры.

Стив отложил газеты и вернулся к наблюдениям за отдыхающими. Неподалеку молодая женщина в тени зонта перелистывала журналы. Ему не было видно ее лица, но она была высокой брюнеткой с очень грациозными манерами. Большего и не требовалось. Стив поднялся. Он был одет с иголочки — костюм из кремовой альпаки, туфли на веревочной подошве того же тона, свежая гвоздика, воткнутая в петлицу. Бросив взгляд в витрину отеля, он нашел себя неотразимым и решительно направился в сторону будущей пассии.

Его порыв остановил журнал, который она читала. Во всю страницу над статьей и великолепным портретом красовались написанные жирным шрифтом вещие слова:

СЕНСАЦИОННОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛИЛИ ШАРМИ.

Это был «Мон Синэ»: Стив сразу же забыл все свои донжуанские планы и бросился на Круазетт за продавцом газет. Когда, несколько минут спустя, весь в поту, он вернулся, чтобы сесть и погрузиться в текст, это был другой человек: счастье, обретенное на Гольф-Жуан, полностью испарилось.

Как и следовало ожидать, статья была иллюстрирована великолепным портретом и фотографиями, сделанными в порту Марселя и в парижских киностудиях. Лили была похожа сама на себя, то есть на Файю. Ее страж кот Нарцисс смотрел все таким же сфинксом, только немного потолстел.

Стиль «Мон Синэ» тоже не изменился:

«Несколько дней назад газеты сообщили, что нашей дорогой кинозвезде Лили Шарми удалось убежать из гарема в Каире, где принц Фатми-паша удерживал ее после того, как она решила разорвать помолвку. Ей удалось уплыть на яхте английского лорда, который весьма галантно доставил ее в Марсель. Рассказ о ее приключениях настолько взволновал ее старых продюсеров, что они только что предложили ей роль Черной Принцессы, от которой отказалась Нита Нальди по причинам личного характера. Много говорят и о возможном участии мадемуазель Шарми в будущем фильме о Мата Хари. Она лично в этом заинтересована. Наша стойкая и прекрасная Лили, нисколько не сломившаяся после своих египетских злоключений, начинает в настоящий момент съемки в парижских студиях. Судя по этим кадрам со съемочных площадок, роль героини ей подходит…»

На фотографии Лили была в черном платье с петлицами — некий компромисс между средневековыми костюмами и туалетами на современный манер. Ее обнаженные руки были в перчатках, доходящих чуть ли не до локтя, сверху были надеты браслеты в виде змей, которые украшали и ее диадему, — где странно смешались египетский и русский стиль, — прикрывающую светлые волосы.

Стив не смел думать о том, каким будет фильм, потому что одна эта немая картина уже настораживала. Резко выявленная освещением лепка лица говорила об опасности, недоверии, угрозе смерти. Он вспомнил фразу Мэй: «Если Лили Шарми появится вновь, я сама ею займусь!»

«Черт, — сказал себе Стив. — Только не это. Ни за что в жизни! Лили Шарми — это мое дело. Надо позвонить Мэй».

Он побежал в отель и дал телефонистке номер телефона. Этим утром, чтобы поговорить с Парижем, надо было ждать пять часов. Он чуть не обругал бедную женщину. Но, смирившись, вернулся на террасу. Именно в этот момент он услышал около себя:

— Идем, конечно, это он…

Перед ним стояли братья Ашкенази.

— Стив, Американец… Можно присесть?

Двое худых и стеснительных подростков, которых он знал когда-то, стали очень элегантными молодыми людьми. Правда, их сходство несколько стушевалось. Симон носил очки и был немного толще Эммануэля. Стив вспомнил, что в 1917 году они ждали отправления на фронт. Какая таинственная защита, как и у других участников ночи в Шармале, позволила им избежать слепых ударов судьбы?

— Вы совсем не изменились, — сказал Симон. — Мы, конечно, немного набрались опыта, как здесь говорят. Год в окопах, потом входили в дело… Но какая блестящая у вас карьера! Однажды мы прочли о вас в американской газете и с тех пор следим за вами… Замечательный успех! Вы — король олова, не правда ли, или жести? Я уж не говорю о ваших европейских предприятиях. Вы приехали, чтобы их проинспектировать?

— Не совсем так. Просто решил отдохнуть.

«Мон Синэ» лежал открытым на столе. Страницы развевались, упорно возвращаясь к портрету Лили. Неожиданно Эммануэль положил на него руку:

— Вас заинтересовала эта женщина, не так ли? Сначала мы не были уверены, что именно с вами встречались в 1917 году в Довиле. В Каннах, в разгаре лета много американцев. Но когда увидели вас бледнеющим над этой страницей, как вы кинулись к телефону…

— А чем вы заняты? — оборвал Стив раздраженно. — Вы, наверное, не все время проводите, рассматривая посетителей на террасах кафе?

— Мы работаем в банке, — ответил Симон, — в банке отца. В нашей профессии два правила: осведомленность и сдержанность. Особенно сдержанность.

Эммануэль подхватил: